Ян Стыдобка - Поэтесса в жанре ню и другие рассказы

Теперь мы повидали всё.

С Наташей Антоновой мы когда-то пели в одной концертной программе. Выступали с романсами по ресторанам и клубам. Был небольшой ансамбль: контрабас, гитара, скрипка, аккордеон и мы – два вокалиста.

Пели то дуэтом, то по очереди.

Однажды я в боковом коридорчике жду своего выхода, а Наташа на сцене поёт «Чубчик кучерявый». Все знают его первый куплет, но дальше идут ещё несколько. Вот такой, например:

Нескладно, зато весело. Наташа, в сотый раз исполняя этот романс, видимо, потеряла бдительность, перестала себя контролировать, включила автопилот и задумалась о девичьем. Боюсь предположить, о чём именно, потому что спела буквально следующее:

И дальше.

Середина песни, проигрыш у музыкантов. До всех постепенно доходит смысл. Краснеют, давятся но играют. Лица кирпичами – играют. Я не выдержал, чуть не свалился на пол в коридорчике – играют… Суперпрофи!

Не знаю только одного: поняла ли хоть что-нибудь публика?

Чуть позже мы с Наташей пели рок-н-роллы. Были у нас басист, ударник с двумя барабанами, а на ритм-гитаре бренчал я. Зрители принимали хорошо, но если бы от них всё зависело!

Однажды в Отрадном, есть такой городок на берегу Невы, выступали в бывшем дворце культуры, переделанном в кабак, на дне рождения какого-то хмыря, владельца бензоколонок. Он сразу не понравился: чванливое раскормленное рыло. И не обманул предчувствий, действительно не заплатил. Милостиво позволил пересидеть до рассвета в подсобке.

А там стояли батареи дорогущего вина. Такого, что один взгляд на него дороже всей суммы, на которую нас обули.

Мы посмотрели на эту красоту, ещё посмотрели, снова… Не сговариваясь, сунули по бутылке за пазуху, на цыпочках вышли, спустились по лестнице и под покровом темноты с вином и инструментами рванули к железнодорожной станции. Перестали тревожно оглядываться, лишь запрыгнув в первую утреннюю электричку.

Мы пели и «В лесу родилась ёлочка». Я в бутафорской шубе, с мочальной бородой, Наташа в образе моей то ли дочки, то ли внучки, здесь мифология расходится.

Новогоднее время самое горячее. Разъезжали по квартирам и по злачным местам. Однажды нас пригласили в мексиканское кафе, набитое туристами. Мы явились в назначенное время, смотрим: между столиками уже гуляют другие Дед Мороз и Снегурочка.

Оказалось, их пригласил хозяин кафе, а арт-директор, не зная об этом, пригласил нас.

В качестве компенсации нас угостили мексиканскими блюдами и налили по доброму стакану текилы. Текилу я попробовал впервые, с непривычки она сильно подействовала.

Наутро после того кафе я наконец осознал со всей беспощадной ясностью, что Муслимом Магомаевым никогда не стану и надо выпрыгивать без парашюта в нормальную жизнь.

Было нелегко, но я вспомнил, что когда-то занимался в кружке «Юный программист», увлекался компьютерами. И годы позволяют хотя бы платно поступить в институт.

Так и сделал. Выучился, нашёл работу, женился. Сейчас мне уже без малого сорок.

А музыку оставил как хобби, играю и пою для друзей.

Наташа оказалась более преданной мечте. Мы ещё некоторое время перезванивались, но жизнь разносила нас всё дальше. До меня долетали слухи, затем – обрывки слухов. То ли она живёт с продюсером… То ли какой-то миллионер арендует для неё залы… То ли выступает на теплоходе… То ли поступила в заграничное варьете… То ли записала альбом… То ли она уже не Антонова, а Манфреддини…

Но я до сих пор уверен, что однажды объявится, пришлёт сообщение: «Привет, Олег! Знаешь, у меня тут скоро сольник в Октябрьском, приходи, вспомним былое!»

Пришлёт. Не может не прислать.

Три года назад я стоял на вокзальной площади Приозерска – есть такой очень тихий и приветливый городок в Ленинградской области, – так вот, я стоял и размышлял, ехать ли сразу на берег Ладоги или сначала выпить пива. Склонялся ко второму: солнце жарит, кафе полупустое и прохладное… Но тут плавный ход мыслей нарушили две девушки лет восемнадцати-двадцати, в рубашках с коротким рукавом и джинсовых шортах. Внезапно вышли из-за угла и сразу оказались недалеко от меня. Они тащили в сторону железнодорожной платформы бесформенную брезентовую сумищу, из которой торчало что-то чёрное, резиновое, похожее на свёрнутую лодку. Несли за ручки, каждая со своей стороны, и было видно, что ещё немного, и одна из девушек, более высокая и длинноволосая, не выдержит. Она уже глотала воздух ртом, и сильно отклонялась вбок, пытаясь уравновесить тяжесть, и шаги делала всё короче; потом споткнулась и, не дойдя до меня метров десять, с громким выдохом отпустила ручку. «Стоп, давай отдохнём», – сказала она другой девушке, подула на руку, немного потрясла ею в воздухе. Затем выпрямилась и этой же рукой, запрокинув её вверх, подняла волосы, а другой, как веером, обмахнула шею… Я и без того глядел на неё с первой секунды, но это движение меня точно пронзило! Я мгновенно представил, как она, вот так же чуть прогнувшись и высоко держа голову, поправляет волосы в моей комнате. Перед зеркалом. Только что выйдя из ванной. В одних белых трусиках на гибком, загорелом, ещё немного влажном теле. Делая вид, что не замечает, как я всё ближе подкрадываюсь, поднимаю её на руки… Всё это мелькнуло за какой-то миг. Почему? Может быть, я невольно сравнил её с подругой? Чуть позже об этом подумал: одну надо беречь, как нежный цветок, другая нормально сама о себе позаботится. Толком и не разглядел другую: маленькая, щуплая и в бейсболке, но даже цвет волос не помню. А у высокой девушки – тёмно-рыжие, с каштановым отливом, и блестящие на солнце. Она отдыхала ещё с минуту, и маленькая молча ждала. Затем они, поменяв стороны, снова взялись за сумку, но сил у тёмно-рыжей не прибавилось. Она больше тормозила движение, чем несла, и, когда вновь уронила груз, поравнявшись со мной, напарница ускорилась и два или три шага проволокла его по асфальту в одиночку. Я, конечно, вызвался помочь, они с радостью согласились. Маленькая предлагала мне взять одну ручку, а они вдвоём другую, но в сумке было не больше тридцати килограммов, для меня сущий пустяк. Да хоть бы и триста, я вскинул её на плечи и даже не заметил. Дорога была небольшая: взойти на платформу, прошагать её до конца, где моих девушек ждали друзья-походники. Высокую звали Наташа, маленькую, кажется, Оля. Или Соня. Или Зинаида. Они шли сбоку, и ближе ко мне – именно Наташа. Она ещё время от времени встряхивала рукой и шевелила пальцами. Я ловил её взгляд, в нём была искренняя признательность, и немного смущения, и не скажу, что прямо уж намёк, но что-то между нами происходило, какие-то ниточки натягивались… Я думал: вот донесу лодку, отойдём в сторону, поговорим, наберусь храбрости спросить телефон. Чёрт… Я и вправду мог бы так сделать. Но в конце платформы их ждала довольно большая компания ровесников, ребят и девчонок лет на восемь младше меня. Куча рюкзаков, гитара, как обычно в таких студенческих походах. Может, я заранее решил, что она не захочет разговаривать при всех, вдруг потом будут подкалывать её, любопытничать? Или среди них есть её парень? Хотя какой там парень, разве позволил бы ей взяться за эту сумку? Тоже не сразу сообразил. Просто я несчастный рефлексирующий интеллигент, и это не лечится, это уже судьба. В общем, я поставил сумку, принял слова благодарности и начал медленно удаляться, то и дело оборачиваясь и встречая её взгляд. Ещё не поздно было всё исправить, и я восьмиэтажно ругал себя, уже предвидя, что будет дальше. Не забуду эти несколько минут. С кем бы ни оказался, буду представлять её, думать о ней. Мечтать, как бы всё могло получиться… Так и вышло. Закрываю глаза – вижу, как Наташа поднимает руки к волосам. А вдруг она тоже помнит? Если мы встретимся вновь? Но так бывает только в романах. А в жизни… Не ездить же в самом деле из Питера на ту платформу? Не стоять там каждый день, встречая и провожая электрички на Кузнечное? Вероятность очень мала. Хотя, по правде говоря, я так и делал. Ездил, стоял. И завтра уйду в отпуск и опять поеду.