Ирина Василькова - Водителям горных троллейбусов

Похоже, мне повезло.

Два дня в неделю — мои. Я на работе, и моя душа спокойна.

Алтынай — значит, золотая. Она и вправду золотая. Не просто деньги зарабатывает — сочувствует.

— Ой, какой он у вас красивый!

А он и в самом деле красивый — седина над высоким лбом, правильные черты и кожа розовая, почти без морщин. Она легким движением, будто бы без усилий, поднимает его с кровати и сажает в кресло. Здесь ведь тоже своя технология. А я вот вчера его уронила. Сама грохнулась вместе с ним.

— Дедушка! — говорит она ласково и гладит его по голове. — Кушать будем?

— Будем! — соглашается он.

Открывает рот, как голодный птенец.

— Анечка, вам не тяжело за таким ухаживать?

— А я люблю старых. Они как дети. Я бы если мог, устроил бы такой приют, где бы им было хорошо. Но у нас в Киргизии так не нужно. Никто своих стариков не отдаст, сами ухаживают. У нас же семьи большие, если такой тяжелый случай, то все по очереди. Все помогают.

Читаю интервью с Григорием Померанцем.

— В чем вы сегодня находите духовную опору?

— В созерцании.

— В созерцании чего?

— Ну, например, природы. Она ведь проявление того ощутимого нами внутреннего духа, на котором все в мире держится.

Поскольку мой внутренний дух изрядно ослаб, чувствую необходимость съездить на дачу и припасть к той самой природе — только она и действует как антидепрессант. К тому же дачка требует кое-какой консервации на зиму. Но за один день не обернуться, только с ночевкой.

Аня не может остаться на ночь — на ее попечении другая бабушка. Вспоминаю, что записывала телефон Люды — санитарки из больницы. Звоню, Люда приезжает после смены — еле живая, но готовая на лишнюю пару тысяч. Мотается в Москву из дальнего Подмосковья — совсем нет работы, а надо дочку растить. Говорит, в больнице весь младший персонал — не москвички. Москвички не идут, зарплата смешная. Люся тут же падает спать, а я собираю вещи — выезжать рано утром. В три часа ночи отец истерически кричит, что умирает и что нужно вызвать «скорую». Лицо у него синеет, он задыхается, но кричать не перестает.

Приехала «скорая». Здоровенный немолодой кардиолог с порога рявкает:

— Успокойся, дед! Ты симулянт! Сердечники так не орут!

Папа стихает и начинает хныкать. Я возмущена.

— Как вы смеете!

— Вы что, не понимаете? — говорит злой эскулап. — Это не сердце, это паническая атака. Я ее остановил. Не гуманно? В психушку его надо!

Ничего себе! А ведь уже в третий раз! Приезжали, делали кардиограмму, пожимали плечами и уезжали. И в больнице эти крики по ночам — неужели никто не догадался?

Эскулап вкалывает ему что-то, и он засыпает почти мгновенно.

— Я боюсь! — говорит Люся. — Может, вы не поедете? Может, я…

— Ничего с ним не случится! — обрывает мужик. — Занимайтесь своими делами. Поезжайте! Поменьше обращать внимания! — и хлопает дверью.

Еду — но звоню с дачи каждый час. Люда рапортует — отец весел и аппетит отменный. Кардиолог прав — ничего не случилось.

А сколько же было прекрасного!

Перекопала цветочные клумбы, перетаскала полсотни ведер компоста, нарезала лапника для роз, надышалась лесным осенним воздухом, натопила печку, выпила оставшееся от гостей вино, продрыхла двенадцать часов, была разбужена стучавшей в окно синицей… В общем, блаженствовала.

Приехала назад — а тут опять.

Иду к участковому психиатру и излагаю проблему.

Пожилая одышливая тетка слушает в состоянии крайнего раздражения. Понятно, что смотреть больного на дому она не обязана. Все с моих слов. Основная проблема — ночью сам не спит и никому не дает. Ну да, именно то, чем пугала завотделением. Психиатресса выгребает из карманов снотворные таблетки. Потом еще какие-то — из ящика стола. Потом два названия пишет на бумажке.

— Пробуйте все по очереди, — говорит. — Найдите сами, что больше подходит.

Пробуем. В итоге получаем непрекращающееся ночное буйство. Днем у меня кружится голова. Засыпаю в метро, в д у ше, за варкой каши. Только на уроках удается собраться — но понимаю, это продлится недолго. Дети интуитивно чувствуют — если учитель не в тонусе, можно стоять на ушах … И что делать?

О, чудо! Выход находится. На горизонте появляется очаровательная Дианочка, невролог-геронтолог. Приезжает, долго осматривает, потом просит показать, что мы принимаем. От психиатриссиных таблеток приходит в ужас и требует немедленно спустить в мусоропровод. Выписывает суперсовременные. Утешает — все будет хорошо, вот увидите. Может, еще на ноги встанет. Согласна периодически навещать и корректировать, то есть пасти нас частным образом. Подсчитываю — если оформлю отцу инвалидность и у нас таким образом будут бесплатные памперсы, мы вполне укладываемся в бюджет. Или возьму еще лишнюю корректуру.

Новые таблетки лучше. Теперь ночью удается поспать хотя бы урывками. И главное — если что, Дианочкеможно всегда позвонить и проконсультироваться. Тоже психологическая опора, что ни говори. Сочувствие — великая вещь.

Аня тоже сочувствует — насчет обеда дедушке не волнуйтесь, сама приготовлю. Иногда и меня встречает с ужином.

Пытаюсь понять, что она такое. Невысокая, коренастая, ножки «кавалерийские». Всегда спешит — то к одному больному, то к другому, то ночные дежурства в больнице — на сиделок спрос. Но иногда удается с ней поговорить за чаем.

Окончила медучилище в Оше. Потом замуж вышла — муж был очень красивый, говорит. Врач. Потом она много разных работ сменила, двоих детей родила. Потом… но дальше что-то невразумительное — вроде бы после какой-то операции ей сказали, что больше детей не будет, поэтому родня мужа настояла, чтобы он с ней развелся. Ничего не понимаю — дикие какие-то обычаи. У нее своих два и два приемных — куда еще?

Потом она зарабатывала торговлей. Держала какой-то ларек на рынке в Саратове — торговала трикотажем. Носочками вроде. Киргизский ширпотреб, кстати, неплохой. И еще китайским — через границу возят.

А потом надо было мужа из тюрьмы выкупать — продала свою лавочку за сорок тысяч долларов. Мне сумма кажется невероятной. Ситуация тоже.

— Как — из тюрьмы? Аня, что он сделал?

И тут она рассказывает историю, которая выглядит эпизодом из другой реальности.

Родня нашла ему новую супругу. Через месяц Аня смотрит телевизор и видит на экране преступника, убившего свою жену, — это бывший муж. Ту, новую.

— За что? — только и могу вымолвить.

— Она себя плохо вел. Гулял.

— Аня, а вы не думали — как вовремя я развелась, а то и меня бы убил!

— Что вы! — смеется. — Он хороший. Меня — нет. Это она такой.

— Ну, а продать лавочку? Как решились? Вам же детей кормить надо!