Ирина Василькова - Художник по свету

Зато когда утром я увидела свою ступню, высунувшуюся из-под одеяла, мне стало и вовсе не по себе. На ней не хватало большого пальца, на ощупь оказавшегося таким же странным и занозистым. И все повторилось. Безмятежный сон мужа был так же крепок, я удрученно пила кофе из наспех выхваченной из шкафчика и совсем не любимой чашки с отбитой ручкой и утешалась, что сегодняшней моей пропажи никто не заметит, благо нижняя конечность легко спрячется в обувь. День, в общем, прошел сносно, хотя противные чешуйки то и дело напоминали о себе неприятной болью при ходьбе, цепляясь за изнанку туфли. Вечером я закрылась в сверкающей новеньким кафелем ванной, пристрастно изучила спущенные петли на колготках и впала в панику — как не обнаружить при муже и это уродство? Придумав легенду о стертой мозоли, я улеглась в постель в белом носке, притупив тем самым бдительность моей второй половины.

Утром… как вы думаете, что было следующим утром? Ступня теперь и вовсе пропала из виду. Нервная дрожь прошибла меня холодным ознобом, я чувствовала, что происходит что-то страшное и нереальное, но на работе в этот день столько было дел, что до самого вечера об утрате и не вспоминалось. Перебирая бумаги, занося новые данные в комп и дергаясь от несправедливых наездов шефа, я все еще парила в той иллюзорной действительности, которой для меня уже не существовало. Но, придя домой, я аккуратно прошла на кухню и с надеждой помахала перед носом у мужа рукой, на которой пальцев теперь было видно уже только два, и обручальное кольцо болталось как в пустоте. Интересно, чего я хотела? Сочувствия? Но он удивленно отмахнулся и уткнулся в свой Интернет. В перчатках теперь, что ли, спать? На всякий случай я оставила на кухонном столе книжку по косметике, раскрытую на странице «Рецепты моей бабушки» — там настойчиво предписывалось смазать кисти рук глицерином и провести ночь в нитяных перчатках. Нацепила грубые хлопчатобумажные, купленные для работы на даче, и улеглась в постель в томительном ожидании разоблачения. Озабоченный муж, впрочем, явился через час, секс был быстрым и невнятным — слава богу, он и не заметил ничего.

Утром я стояла нагишом в прихожей перед большим зеркалом и внимательно исследовала собственное отражение. Могла бы порадоваться своей фигуре, старательно откорректированной непрерывной аэробикой, но сейчас было не до того. Так и есть! И ступня, и голень до колена отсутствовали начисто. Потрогала — они были, но покрылись той же чешуйчатой коростой. В брюках, конечно, будет не видно, но весь мой рабочий день как-то уже с самого начала не задался. Я отвечала шефу невпопад, случайно стерла нужный файл, выпила литр кофе, достала всех стенаниями по поводу мигрени и была отправлена домой раньше времени, чтобы отдохнуть и не вредить рабочему процессу… Остаток дня провела на диване, ощупывая невидимую колючую шкуру, и гадала, как избавиться от стыдной и непонятной болезни. Понятно, муж был удивлен, явившись в полночь и обнаружив меня в постели в одном плотном черном чулке в 70 ден, но я пылко объяснила, что таковы мои эротические фантазии. Ему это очень даже понравилось, больше вопросов не было, и, когда все кончилось, я откинулась на подушку и заснула как убитая. Во сне мне тут же привиделась покойная подруга Анна. Подмигнув, она сказала — ты что, не поняла, что это не короста, это старость? Да-да, постепенное умирание, перетекание в иную сущность. Я обиделась. Не бойся, утешила она, ты тоже скоро поймешь, как быть. И заговорщицки добавила — глава вторая, страница сорок восьмая, пятый абзац сверху. Подруга была писательницей, ее коньком всегда считались фантастические рассказы, и с тех пор, как она шагнула в никуда с седьмого этажа, ее книга всегда стояла у меня в изголовье.

Да, такого жалящего сна не забудешь сразу при пробуждении, и я несколько раз прокрутила его в голове перед тем как встать, пока с отчаяньем не поняла, что все сказанное Анной — правда и теперь уже ничего не исправить. Потянулась к полке и раскрыла книгу на нужной странице. Там был странный ремейк известного мифа — бегущая Дафна превращалась в дерево на глазах преследователя-Аполлона. О чем был сам рассказ, я уже забыла, но психологическая точность описания того яростного сплава страха и надежды, который помог девушке ускользнуть от мужчины в другую реальность, меня поразила. И все-таки это не мой диагноз. Меня Аполлон не преследует, на что же она намекает? Покорно вытянувшись в струнку перед тем же зеркалом и проведя ладонью по бедрам, я обнаружила, что колготки сегодня придется покупать еще плотнее. Слава богу, муж весь вечер сидел на кухне в Интернете, поэтому я уже видела десятый сон, когда он пришел спать, и никаких контактов, соответственно, не было. Имелся, правда, ответ, заготовленный на всякий случай — натянула колготки, потому что замерзла, — но он и не понадобился.

Проснувшись, я с отвращением вспомнила, с чего теперь начинается каждый мой день, и, повернувшись перед зеркалом, поняла, что отныне придется спать в бюстгальтере. Противно, до тошноты, засосало под ложечкой. Ладно, у меня был один парадный, винно-красный, кружевной, и опять мне все удалось — внимательный супруг не заподозрил ничего. В эту ночь мне снились уже «Фейнмановские лекции по физике», один из томов был открыт на нужной странице, а там популярно объяснялось, почему объекты становятся невидимыми, если свет как-то не так от них отражается. А на полях в рамочке было написано: свет = любовь. И тогда, во сне, я все осознала. Это просто действуют законы природы. Наверное, мужнина любовь теперь от меня отражается, не проходит внутрь.

Утром я нежно поцеловала спящего мужа в ухо и отправилась покупать себе черный непрозрачный пеньюар, весь в колючих кружевах и нелепых оборках. На ощупь он казался таким же неприятным, как и моя короста, вот почему вечером опять все прошло успешно, но когда мой Аполлон уснул, я задумалась: а что дальше? Спать в скафандре? Скафандр следующей ночью заменила глухая и длинная ночная рубашка покойной мамы, такая уютно-байковая, в сентиментальный цветочек и с шитьем по воротнику, что муж сладко замурлыкал, прижавшись к моему плечу, и попросил почесать ему спинку, поэтому и не заметил никаких изменений.

Ужас был назавтра. Я потеряла лицо. Пришлось заштукатурить его плотным слоем крем-пудры, но мне все равно казалось, что кое-где сквозь нее проглядывает пустота. Человек-невидимка, помнится, ходил с бинтами на лице, в шляпе и темных очках, да еще поднимал воротник, но я же не могла пойти так на службу! Понятно, что лицо мое выглядело теперь шероховатым, но все же это смотрелось лучше, чем его полное отсутствие. Я вспомнила, что нужен отвлекающий маневр, поэтому достала из ящика письменного стола огромные сердоликовые серьги, а для надежности нацепила на шею сердоликовое же, купленное когда-то в Коктебеле, колье. Свитер под горлышко я натянула почти до ушей. Коллеги, понятно, поначалу рассматривали меня с жадным любопытством, как пенсионерки витрину магазина «Русские самоцветы», но потом все же заметили лицо и осторожно поинтересовались, что это со мной случилось, — на этот раз пришлось сослаться на аллергию и даже изображать, что принимаю кларитин. К тому времени я уже все прекрасно осознала — да, именно так подкрадывается старость, делая нас колючими на ощупь и невидимыми для других. Подруга Анна именно этого факта не вынесла, потому и ушла первой, но я все же решила еще побороться за полноценную жизнь. Вечером полчаса провела в ванной за макияжем, лицо после яростного пилинга стало глаже, сверху я покрыла его непрозрачным «Максфактором». Потом зажгла ароматические свечи и приготовила обалденный ужин. Муж, конечно, пришел, когда все остыло.