Элизабет Говард - Исход

Они встретились за обедом в одном из пабов Бромли на следующий день.

— Хорошего обеда не жди, — предупредила Стелла по телефону, — зато если хочешь поговорить, там будет тихо.

Паб пустовал.

— Как ты узнала, что я хочу поговорить?

— Ну, вряд ли ты потащилась бы в такую даль, только чтобы поглядеть на меня.

— А я, между прочим, рада тебя видеть. Извини, что потеряла связь с тобой.

— Хоть мы и не виделись, не думаю, что мы потеряли связь. — Она занялась меню. — Давай сначала закажем еду. Итак. Можешь взять суп — томатный — или грейпфрут. И то, и другое будет консервированным. На твое счастье, из разных банок. На второе выбирай или картофельную запеканку с мясом, или филе камбалы. Советую камбалу. К ней дают настоящий картофель фри, а в запеканку кладут мерзкий сушеный.

— Выбирай ты, мне в самом деле все равно.

По причине, которой Луиза не поняла, на глаза у нее навернулись слезы. Смаргивая их, она увидела, как в улыбке подруги знакомо смешались цинизм и симпатия, и узнала их фамильную черту: так улыбался ее отец.

Стелла заказала еду, потом подтолкнула к ней через стол пачку сигарет.

— Не знала, что ты пристрастилась к курению.

— Я — нет. Это для тебя. Покури. Еду принесут еще не скоро. Рассказывай все, о чем пришла рассказать.

— Даже не знаю, с чего начать.

— Это из-за Майкла?

Она кивнула.

— Так не годится. Я не гожусь. Не надо было мне выходить за него.

— Значит, ты влюблена в другого?

— Нет. Была когда-то.

— И что же?

— Он умер. Его убили.

— И ты, стало быть, до сих пор с ним.

— С Майклом?

— С любимым. Очень трудно разлюбить человека, когда он умирает. Искренне сочувствую тебе, — добавила она, — но я знала, что Майкла ты не любишь.

— Я думала, что люблю.

— И об этом знаю. Долго ему еще служить на флоте?

Луиза объяснила насчет службы.

Тем временем принесли суп и тарелку с двумя кусками сероватого хлеба.

— Так что, как видишь, я надеялась, что у меня будет целых два года, чтобы все обдумать… то есть решить.

— Ты и так можешь, разве нет?

Она поразилась этой мысли и отвергла ее.

— Это было бы уже не то. Ведь он почти все время здесь . А теперь, когда его родные вернулись в Лондон, придется ужинать с ними хотя бы раз в неделю. Его мать меня ненавидит. Он рассказал ей о том, другом, и конечно, теперь она ненавидит меня еще сильнее.

— А как малыш?

— Он замечательный. Нам очень повезло с няней. Его-то Зи обожает. Выглядит он точь-в-точь как Майкл в том же возрасте — так она говорит. — Луиза почувствовала на себе взгляд Стеллы, попыталась посмотреть ей в глаза и не смогла.

Официантка принесла им рыбу.

— Все в порядке? — спросила она, убирая тарелки с нетронутым супом.

— Да, спасибо. Мы заговорились, и он остыл.

Когда она отошла, Стелла спросила:

— Чем хочешь заняться, если уйдешь?

— Не знаю. Видимо, попробую найти работу. Денег у меня нет, так что придется. И какое-нибудь жилье, — после паузы добавила она.

— Судя по голосу, от этой перспективы ты не в восторге.

— Так и есть. А с чего ты взяла, что я буду в восторге хоть от чего-нибудь? У меня вся жизнь кувырком.

— Съешь хоть что-нибудь, Луиза. Надо питаться.

Она отделила от черной рыбьей кожи ломтик мяса и положила в рот.

— Вкус у нее отвратный, правда? Как загустевшая мерзлая вода.

— У камбалы?

— Няня дает ее Себастьяну на обед. Он ее не выносит. — Она взяла пальцами ломтик картошки и съела. — И все-таки. Если ты считала, что мне не стоит выходить за Майкла, почему не сказала мне?

— Ох, Луиза, и что бы из этого вышло, как ты думаешь? Такие советы никто не принимает, кем бы ни был советчик.

— Но я же здесь: спрашиваю тебя, как, по-твоему, мне следует поступить!

— Правда?

— Да! Да, так и есть.

— Ну что ж. Раз ты уже вышла за Майкла и у тебя ребенок, думаю, ты должна сделать все возможное и полностью удостовериться, что у тебя ничего не выйдет. Ты не смогла бы, если бы он уплыл в Тихий океан, а теперь, когда он рядом, сможешь.

— Он спит с другой. А может, и с другими.

Известие Стеллу не тронуло.

— А ты была ему верна?

Луиза ощутила, как вспыхнули ее щеки.

— Нет. Ну, у меня был роман — после смерти Хьюго. Но это ничего не значит.

— Дело действительно не в этом, так?

— О чем ты?

— Я про то, что твое отношение к тому, что ты сделала, не отменяет сам факт того, что ты это сделала.

— Не отменяет. Не надо было мне, конечно.

— Я ведь тебя не осуждаю…

— Еще как осуждаешь.

— Нет. Просто хочу расставить все по местам. По-моему, тебе надо с кем-нибудь поговорить.

— Вот я и говорю — с тобой.

— Нет, я имею в виду профессионала. Мне думается, должно быть еще много такого, что ты от меня скрываешь. И то, в чем не признаёшься даже себе.

— По-твоему, я с приветом , или как? Хочешь сказать, что мне надо к психиатру ? — Она даже никогда не слышала , чтобы кто-нибудь решался на такое. — Скажи честно, ты правда считаешь меня сумасшедшей?

— Не болтай чепухи. Конечно, сумасшедшей я тебя не считаю, но видно же, что ты несчастна, и по-моему, продолжаешь делать то, от чего становишься еще несчастнее. Возможно, тебе следовало бы выяснить почему.

— Хочешь сказать, если мне объяснят, что причиной всему моя влюбленность в собственного отца, или наговорят еще какой-нибудь фрейдистской чепухи, все сразу наладится? Ведь все они считают: если с человеком что-то не так, то это как-то связано с сексом или с его родителями, да? — Ей хотелось закурить, но руки тряслись, а она не желала, чтобы это видела Стелла, которая как будто примкнула к врагам.

Стелла протянула руку, вынула из пачки сигарету, сунула ее Луизе в рот и поднесла огонек.

— Все в нас как-то связано с нашими родителями, — сказала она, — и, наверное, с сексом тоже. Насчет этого точно не знаю. Зато кое-что знаю про несчастья — благодаря моей тете, папиной сестре, которая живет с нами.

— А она-то почему несчастна?

— Дядю Луиса отправили в Аушвиц. Понадобилось несколько недель, чтобы выяснить это. Нам известно только, что он попал туда в июне 1944 года. И сам дядя Луис, и его совсем старенькие родители, и его сестра. Один из друзей видел, как их забирали.

Луиза в ужасе уставилась на нее, но серовато-зеленые глаза Стеллы были сухими, а голос ровным, пока она продолжала:

— Вряд ли его родители пережили такую поездку. Два дня в вагоне для перевозки скота без еды, без воды и даже почти без воздуха. Надеюсь, они не выдержали. Так или иначе, теперь тетя Анна знает обо всем. Она разузнала все, что только смогла, хоть папа и пытался оградить ее.

Последовало молчание, пока Стелла отпивала воды, а Луиза пыталась представить, как одни люди способны творить такой ужас с другими, и не могла.