Татьяна Краснова - Повиливая миром

Сумка с учебниками и тестами, сумка с ноутбуком, сумка с продуктами, плащ…

Словом, не лань.

Хотя – как сказать.

Услышав за своей спиной рев мотора, визг тормозов и матерную брань, отскочила я не хуже лани. Обдав меня содержимым лужи, по двору промчался черный джипчик. Небольшой, юркий. Довольно хорошенький, со своеобразной такой «люстрой» на крыше и какой-то наклейкой на боку. Словом, приметная машинка. Из окошка которой мне прокричали что-то про «старую корову».

Обтекая на обочине, я пару минут думала.

Мы с вами все – культурные люди.

О чем думает культурная женщина с тремя сумками, облитая грязной водой и поименованная коровой?

Ну, угадайте.

Угадали.

Я думала о том, что этого человека надо пожалеть, что у него комплексы, что он, в сущности, несчастен, как все хамы, и на таких людей нельзя обижаться.

Приняв эту прекрасную точку зрения, я отправилась домой, кормить стиральную машину грязным барахлом, а себя – утешительными мыслями о своем благородстве и снисходительности к чужим слабостям.

Хорошая история, правда?

Так вот, это была преамбула.

Теперь, как говорится, амбула.

Сегодня я въехала в свой двор, где была остановлена милицией. Милиция стояла, перекрыв проезд, и приказывала всем разворачиваться.

Еще во дворе стояла машина скорой помощи и тот самый приметный джипчик.

Который незадолго до того сбил во дворе ребенка пяти лет, ехавшего на велосипедике.

Мораль я вывести не возьмусь, а вот вопрос сама себе задаю: не стоило ли мне в тот раз не пожалеть усилий и продуктов, и настучать этому уродцу по голове десятком яиц, пакетом риса и килограммом помидоров? Вместо того, чтобы изображать Гаутаму Будду?

Может, удалось бы сэкономить?

Да, про ребенка.

Все ОК. Сотрясение мозга, ссадины, ушибы, возможно – трещина в ребре, но и то вряд ли.

Ничего страшного.

Ну, мамашка в обморок упала.

А так – все ОК.

Магазин «Ашан».

Стою, копаюсь в кухонных клеенках. За моей спиной – железная такая сетчатая корзина. В корзине – шляпы, кепки, панамки.

У корзины – мама с мальчиком лет 10–11. С другой стороны в панамках роется дедуля. Очень приличный, но крайне ветхий.

Мальчик хватает из корзины огромную алую шляпу с широкими полями и маком сбоку. Напяливает в восторге и вопит:

– Мама, мама, смотри, какая у меня шляпа!

– Что ты делаешь?! – орет мама. – Что ты женскую шляпу схватил? Ты идиот?! Ты что, баба?! Ты бы еще трусы женские напялил! Что ты как педераст бабье барахло хватаешь?! Вон еще лифчик напяль! Поди, поди, вон лифчик примерь!

Я утыкаюсь в клеенки: «Не твое дело, молчи, дура, внуков дождись и воспитывай!»

Внезапно ветхий дедуля не выдерживает.

С непередаваемо-анекдотическим «одесским» выговором, грассируя и помогая себе жестами, он произносит:

– Таки мадам, вы уже напрасно инструктируете мальчика! Имея с детства рядом такой образец женщины, как вы, ваш мальчик легко станет педерастом без дополнительных инструкций!

Немая сцена.

Я, отлипая от клеенок:

– Дедушка, можно я вас в щечку поцелую?

– Это – в любой момэнт, – говорит дедушка.

Целую дедушку в пергаментную щеку, пахнущую старинным одеколоном, и покидаю поле боя.

Как говорится, без комментариев…

Нет, ну мальчику, конечно, не повезло…

Все люди разные.

Ну и пожалуйста. Понимаю, что истина – не новенькая. Зато абсолютненькая.

Есть люди – из-под капельницы в больничке пытаются помочь окружающим.

А есть – трудные случаи.

Впрочем, я за собой стала замечать одну особенность, которую надо искоренять немедленно и беспощадно: частые визиты на границу жизни и смерти вызывают у «визитера» ложное ощущение неважности происходящего в обыденном мире, вдалеке от границ.

А это неправильно.

Ибо ради обыденной жизни, собственно, весь караван и шагает через пустыню…

Да-сс. Так вот. Люди – разные.

Девочку я готовила к поступлению пару лет назад.

Девочка имела каштановые кудри, персиковые щеки и ясные очи. Глупа была при этом – как пробка. Словом, прелесть, да и только. Сама бы женилась, честным словом клянусь.

Поступили мы с ней на вечернее отделение, да и зажили счастливо. Втроем. Я, Даша и ее мама. Ибо в процессе занятий английским языком я снискала у Даши уважение, граничащее с помешательством, а Дашина мама, заметив это обстоятельство, решила сделать из меня инструмент воспитания дочери. Все остальные инструменты к тому времени Дашина мама об Дашу поломала и малость приуныла. А тут – нате. Татьянавиктна. Крупная дичь.

Словом, с полгода я с переменным успехом отказывалась от сомнительной чести «повлиять» на Дашу.

Сдать за Дашу экзамены.

Объяснить Даше, что домой надо приходить в восемь. Сказать Даше, что мама не может быть неправа. Доказать Даше, что мама не может быть неправа. Внушить, наконец Даше…

Довольно часто мне хотелось послать Дашину маму к чертовой матери и сказать ей, что ее проблемам можно только позавидовать, но я сдерживалась. По упомянутой выше причине.

Потом Даша влюбилась.

Избранник носил в холщовом мешке флейту, на запястье – цветные фенечки, учился в каком-то богоспасаемом заведении типа «межпланетной академии бальных танцев и юриспруденции имени Сиддхартхи Гаутамы Будды», цитировал Германа Гессе… Словом, вы понимаете.

Жених был представлен мне в университетском дворе. Даша цвела. Жених – цвел.

– Будьте счастливы, дети, – сказала я.

Вечером мне позвонила Дашина мама.

Оказалось, что я сморозила непростительную глупость и теперь на моей совести будет лежать самая страшная катастрофа века: неудачное замужество Даши. По мнению Дашиной мамы, мне полагалось немедля позвонить Даше, сказать, что я «передумала», что Петя – козел и идиот, что выходить замуж надо за богатого и солидного…

Вот тут-то я и послала Дашину маму к чертовой матери.

Мама ушла. Не сразу, конечно, но…

А сегодня, стало быть, Дашу встретила. Случайно.

С кавалером. С новым.

Толстый такой. Солидный.

Замуж выходит Даша.

Мама довольна.

И сама – довольна.

Не цветет, но ДОВОЛЬНА.

– Придете на свадьбу? – спрашивает.

И этот… Жених… Тоже весь такой:

– Мы рады будем, Татьянавиктна. Даша про вас много говорила.

ТЬФУ.

Не пойду.

Не знаете, зачем я вам всю эту чепуху рассказала?

А, да.

Обыденная жизнь.

Все правильно…

Все время возвращаюсь к этой мысли. Если точнее – жизнь возвращает.

Если бы у меня были лишние силы и лишнее время, я написала бы роман-эпопею. Или сценарий для какого-нибудь русского народного сериала, потому что приличному режиссеру такого не предложишь.

Действие начиналось бы сегодня, осенью 201… года, ясным октябрьским утром, в палате с зарешеченным окном. За окном начинался бы листопад. У окна сидел бы на табурете человек с лицом опустившегося пьяницы и перебинтованной головой. Человек остановившимся взглядом смотрел бы в листопад, и было бы ясно, что листопада он не видит. В это время по больничному коридору, отпирая решетку за решеткой, к нему шли бы два дюжих санитара и очумевшая от горя старуха мать.