Татьяна Краснова - Повиливая миром

Чтоб усложнить киллеру жизнь, Толик чистит в поселке одну улицу, в конце которой и стоит его дом, а в середине – дом Мариванны.

Трактор, расчищая путь киллеру Толику, отваливает снег к заборам по обе стороны от дороги.

Образуя в результате сугроб страшной величины и крутизны.

Вы спросите, при чем тут Мариванна?

Намедни Мариванна звонила мне, чтоб я «в этом своем инторнете» узнала, как написать прокурору жалобу на жлоба Толика за то, что тот «жжот» народный свет всю зиму круглыми ночами и возит в гости на тракторе непотребных баб с песнями и самогоном.

Выслушав речь Мариванны, я принялась было объяснять, что управу на Толика найти трудно, но на полпути осеклась и спросила:

– А вы, милый друг Мариванна, откуда знаете про эти непотребства?

– Эвона, – ответила Мариванна. – Так я ж кажинное воскресенье в бане париться езжу.

– Мариванна, – пережив минутную паузу спросила я. – А на чем же вы ездите?

– На электричке! – сурово ответила Мариванна. – Чай не баре.

– А пять километров лесом?

– А что ж поделаешь?!

– По целине?

– Уж как пойдет. Наметет – так и по целине.

– А на участок как попасть?

Вот тут, граждане, прошу вашего внимания и пользуюсь капслоком:

– ЗАПРОСТО! – ответствовала Мариванна. – Я НА СУГРОБ ЗАЛАЗИЮ, А С СУГРОБА НА СОСЕДСКИЙ ГАРАЖ ПЕРЕЛАЗИЮ, И НА СВОЙ УЧАСТОК ВНИЗ ПРЫГАЮ.

Так вот, граждане.

Будем считать, что это был Тост.

Чтоб вам всем в вашем разном возрасте на своем пути в баню к цели так же относиться ко всем препятствиям так, как относится к ним Мариванна.

Пью и я за ваше здоровье свой растворимый…

В приемной пахнет валериановыми каплями, стоматолог закрылся в кабинете, в углу на диванчике дама-врач и две медсестры утешают юную практикантку.

Та рыдает, размазывая тушь по хорошенькой мордочке.

Заглядываю в кабинет. Стоматолог курит в форточку. Нервный – аж страшно в кресло садиться.

– Что случилось? – спрашиваю.

В ответ слышу душераздирающее.

Стоматолог велел практикантке приготовить пятидесятипроцентный раствор офигениума.

– Как это – пятидесятипроцентный? – изумилась практикантка.

– Смешай в пропорции один к одному офигениум и дистиллированную воду, – пояснил стоматолог.

– Я не умею пропорции! – возразила практикантка. – Нас пропорциям не учат.

– Ну и вы что? – интересуюсь.

– Что я… Я разорался…

– Эк вы, – укоряю, – несдержанно, батенька. Что ж так сразу орать. Она, может, еще на санитарку не выучилась.

– Какая санитарка?! Старший курс мединститута! Выгоню!!! В ректорат позвоню!!!

Думаю: надо как-то утешить доктора.

Рассказываю ему «алаверды».

Вчера ко мне мама сыночку привела.

Мама – актриса. Сыночка в прошлом году поступил во ВГИК на оператора, но его там…

А как вы угадали? Да, его там действительно «не поняли».

Теперь, стало быть, изгнанный сыночка ищет место в жизни.

Позавчера сыночка решил, что журфак сойдет.

Но – ЕГЭ, ничего не сделаешь. Надо сдавать.

Сыночку привели ко мне.

На дворе 12 мая.

Ребенок НЕ ЗНАЕТ НИЧЕГО.

То есть – НУЛЬ. Зеро. Отрицательная величина. Йес ай из зе тейбыл.

Спрашиваю:

– Чего вы от меня хотите?

– Чтоб он сдал ЕГЭ хоть на 70 %.

– Мама, – говорю. – Вы, видать, в чудеса верите?

– Но у нас же еще месяц.

– И что вы сказали? – спрашивает доктор.

– Орала, – отвечаю.

– Хотите сигаретку? – соболезнует доктор.

– Вы ж сами говорили, что курить вредно.

– Вредно, – отвечает доктор. – Да я и не курю. Так уж. От пропорций…

За дверьми слышится плач.

Да, мама, на которую я орала, тоже плакала…

Мы со стоматологом злые люди.

Воскресная проповедь в Кафедрале.

Священник долго и вдумчиво говорит о необходимости искоренения греха. Прихожане долго и вдумчиво слушают о необходимости искоренения. В витражах плещется солнце, в боковом нефе пронзительно и традиционно вопит у мамы на руках кто-то безгрешный. В остальном – под сводами тихо и грустно.

Необходимость искоренения греха концентрируется в воздухе, превращаясь в императив.

Падре делает паузу, оглядывая собрание.

Вздыхает.

– Вообще, – говорит падре, – это все хорошо, но Страшный Суд можно сравнить с сельскохозяйственной выставкой. Вообразите, что вы привезли на выставку три телеги лебеды и гордо говорите: «Смотрите, это все я повыдергал, искоренил!». Репку! Покажите одну маленькую репку или морковку, которую вы на этом месте ВЫРАСТИЛИ!

Третий день хожу вдоль телеги с лебедой, думаю…

Как известно, страшнее русских на войне могут быть только русские на отдыхе.

Слава Богу, в своей греческой деревне я избавлена от наблюдения за процессом. В аэропорту Македония виден только результат.

Битва с печенью проиграна печенью вчистую.

Мешки под глазами – цвета грозового неба над грозовым морем.

На лице застыло неповторимое выражение: «Мама, где я?!»

Мужчина в майке, шортах и шлепанцах, надетых на носочки небесно-голубого цвета, волочится на посадку.

При мужчине – жена и сын.

Супругам слегка за тридцать.

Мальчику лет шесть.

Мать и жена непрерывно говорит.

Семья стоит прямо за мной, наушники от плеера зачем-то летят в чемодане, и я принудительно слушаю про то, что этот сукин сын испортил супруге весь отдых потому, что жрал водку с такими же козлами, как он сам, и смотрел на голых баб на пляже. В особенности – на Петькину жену, которая, сука, совсем потеряла стыд.

Выговаривает все это мать семейства таким тоном, за который я давала бы 15 суток ареста.

Ну, как бы вам объяснить…

Даже со злой собакой не надо разговаривать таким тоном, тем более со «Стасиком», который стоит, качаясь, как тонкая рябина, и смотрит тоскливо.

Разговаривает девушка, к сожалению, матом.

Ребенок трется тут же, равнодушно воя на одной ноте: «Мам, я хочу спрайт!!!»

Очередь ползет. Ребенок ноет. Мама пилит. Стасик страдает.

«Спраааайт!!! Спрааайт!!!» – ноет ребенок.

Внезапно детское терпение лопается, он размахивается и кулаком бьет маму по заднице: «Мама, @#$%^, спрайт дай!!!!»

Повисает молчание.

Дальше вы, наверное, уже угадали…

– Кто тебя таким словам научил, щенок?!

Как говорится, занавес.

В автобусе, который везет по летному полю народ к самолету, – вторая серия.

Я стою у окна. Рядом бабушка с внуком. Опять лет шести. Внук КАПРИЗНИЧАЕТ. Он не будет того, не хочет этого, и «бабка-дура, отстань».

Бабушка, сюсюкая:

– Ты мое золотце! Сейчас тетя встанет и пустит тебя к окошку.

Я стою. Мальчик капризничает. Бабушка – угрожающе: «Тетя сейчас станет!!!»

Я безмятежно смотрю в окно.

– Почему она не уходит!? – шипит мальчик.

– Женщина, вы что, не слышите, ребенок хочет к окну!!!