Сами Михаэль - Виктория

Рафаэль?

Подобно Абдалле Нуну?

Но Клемантина не похожа на Нуну. Виктория всегда держала ухо востро, даже ночью, в темной комнате. Только один раз его палец прошелся по лбу спящей девочки и вдруг потянул одеяло и закрыл им ее тельце. Неужели заметил взгляд Виктории и остановился?

Где он это сделал и когда?

Она закусила нижнюю губу. Идиотка! Это было после предыдущей стирки, то есть после среды на прошлой неделе. Когда ты потеряла бдительность на той неделе, а? Она запихнула несчастные трусики на дно лохани и поднялась, задыхаясь. Руки женщин ритмично и сладострастно работали в горах пены. Виктория сначала двинулась в туалет, чтобы сбить их с толку. Потом украдкой поднялась на среднюю крышу и вытащила Клемантину из ватаги ребятишек. Оба Альбера захотели идти на верхнюю крышу вместе с ними, но она велела им продолжать игру с остальными детьми. Ладошка Клемантины сникла в ее руке. Девочка догадалась, зачем ее ведут наверх. Из глаз полились слезы. Она боялась плакать в голос и не просила простить ее, хотя была уверена, что мать сурово ее накажет, может, даже сбросит с крыши в пыль переулка и убьет. С каждой новой ступенькой в ней все росло чувство вины. Когда они добрались до верха, она не смогла больше молчать:

— Не убивай меня, мама! Не я это сделала. А он.

— Кто — он?

— Он все время меня заставлял с ним обниматься. Он такой гадкий. И это ужасно болит, мама.

— Кто — он?

— Дядя Нисан. Здесь, на крыше, в субботу, когда был жуткий дождь. Под этой кроватью. Было очень холодно. И у него глаза были как у сатаны. Я даже закричать побоялась. Не убивай меня, мама! Я тебе клянусь. Он схватил меня за волосы и сказал, что засунет в меня мертвую крысу, если я кому-то расскажу.

Виктория притянула к себе девочку и прижала к груди.

— Ты меня никогда не убьешь, правда же, мама?

— Не убью, не убью.

Она вернула Клемантину к играющим детям, и спустилась, и пошла к своей матери, которая сидела и расчесывала волосы деревянным гребнем.

— Мама, Нисан, чтобы псы его растерзали…

— Что он натворил?

— Говори тихо, чтобы никто не услышал. Я его убью. Он изнасиловал Клемантину.

— Он мерзавец, как и все остальные.

— И это все, что ты можешь сказать?

— А что ты хочешь, чтобы я сделала? Чтобы разорвала на себе одежды?

— Я же тебя попросила говорить тихо.

— И как ты его убьешь, чтобы другие не узнали? — с упорством спрашивала Наджия, не прекращая водить гребешком по волосам и бить вшей, которые на нем появлялись.

— Рафаэль разгромит весь дом, если узнает.

В глазах Наджии изобразилось смятение. Гребешок воткнулся в скальп, рука застыла, и лицо скривилось от боли.

— Тьфу на тебя! — засуетилась она, будто в поисках убежища от безумия и ярости Рафаэля, который жарит на солнце мальчиков за самые невинные проступки. — Какую могилу ты себе вырыл, Нисан! — оплакивала она его. Потом тут же смирилась и продолжила вычесывать из головы вшей. — Как по мне, так пусть его прикончит. Зверюга.

— И ты считаешь, что на этом все и закончилось?

— Кричать ты мне запрещаешь. Перед твоим мужем я дрожу. Меня пугает Нисан, чтоб ему пусто было, и я боюсь твоего отца. Посмотри, что это за кровь у меня на гребешке?

— Я его схвачу! — крикнула Виктория, и закусила губу, и вонзилась ногтями себе в ляжку, и стала топать ногой, пока колено не заныло. И еле удерживалась, чтобы не взвыть. Приговор Клемантине вынесен. Такая юная и потеряла свой шанс на счастье, и это в обществе, где девственность священна, важнее знатности, красоты и богатства. Она уже инвалид. Чем сильнее ярилась на Нисана, тем сильнее боялась Рафаэля. Он выдвинет против нее самое тяжкое обвинение, и по справедливости: что бросила дочь на произвол судьбы. Даже проститутки блюдут девственность своих дочерей, чтобы сохранить их цену на рынке. Когда приходит время, они с гордостью демонстрируют всем, что те остались девственницами. А она, Виктория, дочь ревностного Азури, разрушила будущее своей дочери. Как скроет от него, как? Он ведь такой смекалистый! Вперит в нее свои сверкающие очки и мигом прочтет ее мысли. Если что-то заподозрит, не успокоится. Ведь держал Ашера пять часов связанным по рукам и по ногам и окатил его кипятком, когда пропали его первые часы. И никакие вопли Ашеру не помогли — все тело ему обварил, и кожа пошла волдырями. И вытолкал всех обитателей Двора, которые пытались вызволить парня из его рук.

— Часы — это ерунда, — рычал он. — Вопрос принципа. Меня не обворовывают!

А сейчас изнасиловали его дочь.

Как скрыть это от него, как?

Она уже жалела, что рассказала обо всем своей матери. Как скрыть такое преступление во Дворе, где самые сокровенные тайны выставлены на всеобщее обозрение? Женщины конечно уже удивляются, почему она бросила стирку. Небось стали вслушиваться, когда она потащила Клемантину на крышу. Стали перешептываться, вынюхивать, выискивать. И не остановятся, пока правда не вылезет наружу.

С безразличным, насколько это возможно, лицом снова пошла к своей лохани и по дороге, у входа в дом, встретила фигуру в шелковой абайе. Легкий ветерок донес до нее аромат духов, непривычный для дня стирки. Виктория продолжила свой путь к лохани.

— Я к тебе. — Флора сложила абайю и села рядом с ней, вся дрожа от волнения.

Тяжким молчанием Виктория дала ей понять, что этот визит ей не по нутру. Но дамы вроде Флоры намеков не понимают. Ее колено коснулось колена Виктории, и Виктория с режущим слух скрипом отодвинула свою скамеечку от ее скамеечки.

— Твой дом вот-вот рухнет тебе на голову, а ты себе работаешь, стираешь! Я сегодня прикоснуться не могу к чужому дерьму и ссакам. У меня все внутренности горят, а ты тут рассиживаешься, играешься с тряпками!

У Виктории кровь застыла в жилах. Откуда она узнала, эта взбесившаяся охотница на мужчин? Она заставила себя взглянуть на взволнованную невестку.

— Она беременна от Рафаэля! — завопила та на весь Двор.

Тотчас осознав всю тяжесть удара, она все же вздохнула с облегчением. Мирьям вытерла подолом руки, вклинилась могучим телом между невестками и молча и с сочувственной тревогой стала слушать. Флору заело, что Виктория стоит с каменным лицом и никак не реагирует. Перегнувшись через груди Мирьям, она крикнула:

— У меня прямо кровь кипит, Виктория! Как эта девчонка им играет!

— Рафаэлем не играют, — отрубила Виктория и испугалась собственного голоса.

— Значит, она его околдовала.

Выглядела Флора, против обыкновения, неряшливо. Видно, что-то впопыхах на себя напялила и не потрудилась подкраситься, как всегда это делала. И такая даже приятнее, подумала Виктория и тут же на себя разозлилась — нашла о чем сейчас думать!

— Она изо дня в день приходит туда в лавку.