Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

— А куда же вы его спрятали?

— Я дала его с собой Вальтеру в город, господин вахмистр.

— Вальтер? — переспросил жандарм. — Это тот безработный, что постоянно у вас околачивается?

— Да, господин вахмистр.

— Так. Но где же остальной клевер?

— А больше у меня нет, — заявила Янчова твердо и даже несколько обиженно.

Вахмистр уже собирался было наорать на нее, чтобы заставить признаться упорствующую воровку, но тут вмешался арендатор:

— А кто же украл остальные семена, Янчова?

— Мы все взяли понемножку, господин арендатор.

— Кто это: мы все?

— Ну, Хана, Петр и Ян тоже.

— А у вас больше ничего не осталось?

— Я все отдала Вальтеру, господин арендатор, — ответила Янчова.

— Я думаю, она говорит правду, господин вахмистр, — обратился арендатор к жандарму, — лучше всего будет пойти сейчас к другим.

— Если вы нас обманули, Янчова, — закричал жандарм, — я вас засажу в тюрьму и будете сидеть там до тех пор, пока не почернеете! Понятно?

— Да, господин вахмистр, — сказала Янчова, радуясь, что не изворачивалась.

Она подождала еще некоторое время, не арестуют ли ее сейчас же. Но начальство уже не обращало на нее внимания, оно отправилось в деревню, чтобы приступить к следующему обыску.

Янчова была, с одной стороны, рада-радешенька, что не поддалась соблазну взять побольше клевера и что так дешево отделалась. С другой стороны, ее томило неприятное чувство, оттого что она выдала Яна, Хану и Петра. Но тут ей пришла на память пропись, которую ей ребенком так часто приходилось писать на доске: «Все мы подчиняемся начальству». Ясное дело, — начальство обманывать нельзя.

Яна и Хану, утащивших мешок клевера, начальство застало дома, но пользы от этого было мало. Они признали только, что наполнили рукав и чулок, радуясь втихомолку, что из предосторожности припрятали мешок у Яновой сестры.

В конце концов начальство приняло решение наложить на всех четверых штраф в сто марок. Вышло так, что Янчовой пришлось платить в десять раз больше того, что она надеялась выручить за украденные семена; помимо всего семена-то пошли прахом, да и мешочек тоже и, наконец, около пятнадцати фунтов пшеницы, добыча ее младшенькой от сбора колосьев.

Янчова так рассвирепела, что твердо решила пойти к арендатору и открыть ему глаза на эту вопиющую несправедливость.

Арендатор как раз отправлялся на охоту, сопровождаемый двумя таксами, по кличке «Вальдман» и «Ведьма». Едва завидев Янчову, собаки с громким лаем бросились на нее.

Конечно, у Янчовой в руках была тяпка и она могла ею обороняться. Но не такое это простое дело — бить господскую собаку черенком от тяпки, это может чертовски дорого обойтись, гораздо дороже, чем насыпанная за пазуху горсть семян.

Поэтому Янчова стала ласково уговаривать обоих черных дьяволов:

— Да, да, вы славные зверушки, славные зверушки…

И в ту же минуту славные зверушки дружно вцепились зубами в длинную рабочую юбку женщины; миг! — и Янчова оказалась, можно сказать, без юбки; если смотреть спереди, то на ней осталась только пара старых мужских кальсон, обрезанных до колен. Она выронила из рук тяпку и схватилась за остатки юбки, стараясь так их распределить, чтобы хватило кругом.

Таксы уже совсем было приготовились к атаке на остатки юбки, но тут арендатор, несколько оправившись от душившего его смеха, свистом отозвал собак. Следом за таксами прямо на арендатора двигалась разгневанная Янчова.

— Вот это была картина, скажу я вам, Янчова, умереть можно! — воскликнул мужчина в зеленом охотничьем костюме, готовый снова разразиться хохотом.

— Умереть или не умереть, господин арендатор, — разбушевалась Янчова, — но за юбку вам придется заплатить!

— Что за шутки, Янчова, — эту юбку еще ваша бабушка получила в наследство ношеной! И теперь вы хотите на этом обтяпать выгодное дельце! — Арендатор засмеялся, но вдруг лицо его потемнело: — Вообще вам бы радоваться, что я не засадил вас в тюрьму за кражу! — Он свистнул собак и повернулся, чтобы уйти.

Янчова заступила ему дорогу.

— За семена я отдала вам в десять раз больше того, что выручила бы за них в лавке, — начала она, и голос ее дрожал от гнева, — кроме того, вы еще отняли у меня пятнадцать фунтов пшеницы…

— Вернул себе, хотите вы сказать, Янчова? Ведь эту пшеницу вы наверняка у меня стащили?

— Моя дочь собирала колоски! А тащить — да я за всю свою жизнь, господин арендатор, еще не украла ни столечко! — И она указала на кончик пальца.

— Только клевер, не так ли?

— За него я уплатила сполна!

— Но сперва своровали!

— Зато вы своровали мою пшеницу! — вырвалось у Янчовой. Она мгновенно прикусила язык: ведь как-никак арендатор — начальство, а начальство не ворует, потому что законы у него в руках. Она уже хотела взять свои слова обратно, но тут арендатора прорвало.

— Вот как? — проговорил он, прищурившись («будто собирался выстрелить», — рассказывала позднее Янчова). — Вот как? — повторил он. — Я хотел было дать вам марку за вашу старую юбку, теперь же я вычту из вашего заработка за те полчаса, которые вы здесь проболтали! Поняли, Янчова? — крикнул он и зашагал прочь твердым, уверенным шагом человека, сознающего свою власть и понимающего, что закон на его стороне.

Янчова, онемев, смотрела ему вслед. Потом сделала несколько шагов назад и подняла тяпку. При этом из ее рук выскользнули концы юбки, язык у Марии развязался, и, вся красная от ярости, она закричала вслед арендатору.

— А все-таки вы меня обокрали!

Тот оглянулся и зашипел:

— Возьми, Ведьма, возьми, Вальдман! — И оба дьявола с отчаянным лаем ринулись по молодым всходам свеклы прямо на Янчову.

Но теперь она уже не приговаривала «милые зверушки», а покрепче взялась за тяпку. Вальдман, напавший первым, взвизгнув, откатился за две борозды. Ведьму тяпка настигла минутой позже, отшвырнув ее в другую сторону.

Едва оправившись, собаки снова приготовились напасть на женщину. Ползком, на животе, они приближались справа и слева к старой работнице. Опять тяпка со свистом рассекла воздух и ударила Ведьму, но одновременно Вальдман вонзил свои острые зубы в левую икру Янчовой.

Женщина громко вскрикнула от боли и ярости и с такой силой обрушила тяпку острой стороной на темно-коричневую спину собаки, что Вальдман тут же испустил дух.

Жгучая боль в ноге заставила Янчову напрочь забыть все прописи и все внушенное ей почтение к начальству. Размахивая тяпкой, она бросилась по бороздам в погоню за Ведьмой.

— Сейчас я тебя убью, негодная тварь! — кричала она.

Арендатор, не отличавшийся особой сообразительностью, пришел между тем в себя.

— За собаку ты мне дорого заплатишь, проклятая баба!

— Сейчас и вторую прикончу! А потом и тебя в придачу, ты, ты… — Ей не сразу пришло на ум нужное ругательство. — Ты, пшеничный вор! — кричала ему Янчова в ответ.