Максим Замшев - Концертмейстер

— Ясно. — Аглая чокнулась с ним медленно-медленно, как в рапидной съемке. — По праздникам, мне кажется, это уж совсем по-мещански. Ты вроде на мещанина не похож.

— Никогда не думал об этом. Похож, не похож. Не пойму, о чем ты.

Арсения удивило, что Аглая завела такой разговор. Слишком уж он интимный, предполагающий давнее знакомство. Формально они, конечно, знакомы давно, но это ничего не меняет. Можно было бы ей вести себя поделикатней.

— Я не сдал экзамен на четвертом курсе, вот и все. Провалился.

— Почему?

— Потому. Провалился, и все. Не готов был. Нечего тут особо рассказывать. Сам виноват.

— Как жаль! Что-то случилось тогда с тобой? Ты болел?

— Были причины. Сейчас неохота о них вспоминать. Честно. Не пытайте. Дело прошлое.

— Ты же такие надежды подавал! Я помню. А сейчас ты где работаешь? — Аглая нахмурилась. Услышанное явно расстроило ее.

— В филармонии. Концертмейстером.

— Взяли без диплома?

— Знакомые посодействовали. Взяли. Аккомпанирую певцам. Много гастролирую. Платят вполне сносно.

— Ты женат? Дети есть?

Это уже походило на допрос с пристрастием.

— Нет.

— Что-то ты не очень настроен на разговоры. Похоже, устал совсем. Сейчас допьем и разойдемся. Я вас сегодня изрядно утомила. — Аглая опустила глаза, ожидая, что братья ее сейчас опровергнут. Но дождалась она совсем другого.

— Было бы куда идти, — зло бросил Арсений.

— Ты это о чем? — заволновался Димка. — Ночевать будешь у нас. Никаких «но». Все разместимся… Места полно. Даже с учетом, что мамин гость у нас сегодня заночует. Ты забыл, я тебе говорил, что у нас есть раскладушка. Поставим ее у меня в комнате. А мамин гость может на диване в гостиной устроиться. Или в крайнем случае на кухне. Или ему раскладушку дадим, а ты на диване. Ты как хочешь?

— А ты хоть в курсе, кто этот мамин гость? — Арсений говорил тем же тоном, что и до этого, но Димке показалось, что брат закричал.

— В смысле? Это разве не ее сослуживец? Ты что, знаком с ним? — Дмитрий забеспокоился, почувствовав, что сейчас услышит нечто неприятное.

— «Сослуживец». Вот послушайте, какой это сослуживец. — спиртное все-таки победило Арсения, и он, не жалея никого, в том числе и себя, выбросил из себя все, что таил долгие одиннадцать лет. Это было сравнимо со рвотой: очень болезненно, но потом легче. Сперва он выдавливал слова нехотя, готовый в любой момент остановиться, одуматься, потом почти затараторил, пару раз сбивался и путался, словно школьник, которому впервые задали пересказать параграф, но в итоге вышел на пафос театрально-обличительный:

— Только представьте мои ощущения, когда меня поволокли во Владимирское КГБ по навету этих чертовых бабок и начали допытываться, зачем я ищу Волдемара Саблина! Даже и не ведаю, как мне удалось убедить их, что я не имею к его темным делам никакого касательства. А как они меня проверяли! Я только спустя годы понял, что висел на волоске и…

— Как же ты выкрутился? — перебила его Аглая.

— Сказал, что Волдемар — друг нашей семьи и что я, случайно оказавшись во Владимире, решил зайти к нему в гости.

— И они поверили? — девушка все еще верила в хороший конец истории.

— Думаю, нет. Но вменить мне ничего не смогли. Только все спрашивали, не давал он мне что-нибудь читать, не звал ли на какие-нибудь неформальные сборища и т. д. А потом посоветовали больше не искать его, поскольку он арестован за распространение литературы антисоветского содержания. В тот день я все понял. Ненависть матери к отцу была связана не только с тем, что он подписал письмо против Солженицына; у нее был любовник, который распространял «Архипелаг ГУЛАГ» и другую запрещенную антисоветчину, и она уж давно не любила папу, а любила этого Саблина. В тот день мне не позволили в этом усомниться. Хоть я раньше догадывался. Из-за этого нам с отцом пришлось уехать. Так жить больше было нельзя. Прости, Димка, но я не мог допустить, чтобы отец уехал один. А потом все вышло как вышло.

Димка смотрел куда-то под стол и судорожно сжимал чашку с вином в ладони. На его кисти отчетливо проступили синие венки.

Аглая закрывала рот рукой. От потрясения. От желания закричать. Ужас бытия сейчас открылся ей во всей своей непроглядности, а внутри нее все потемнело так же быстро, как темнеют небо и море перед сильным штормом. Сколько боли в этом рассказе, сколько боли в этой семье! Какая жуткая жизнь протекает совсем рядом с ней! Как ей быть теперь? Что она может во всей этой ситуации предпринять? Или ей лучше уйти, оставив братьев вдвоем?

— Я его прикончу. Эту тварь. Сейчас же. — Димка встал и как сомнамбула пошел к выходу из ресторана.

Аглая и Арсений смотрели друг на друга и ничего не предпринимали. Их будто парализовало. Им бы что спросить друг у друга, но они молчали, не допуская, чтоб их взгляды встретились. Какая-то несуществующая вина вырастала между ними и сковывала все пространство, как льды сковывают бесконечно куда-то стремящуюся воду в русских реках. Наконец они опомнились. Выскочили на улицу. Димка, слава богу, еще не успел войти в дом. Около подъезда они догнали его. У Арсения перехватило дыхание от короткого и быстрого спринта. Он пытался отдышаться, втягивая в себя холодный воздух. Димка уже взялся за тяжелую дверную ручку, когда Аглая как-то по-кошачьи подлезла между ним и дверью и, очень близко придвинув свое лицо к его, тоном, не терпящим возражений, заявила:

— Сегодня ты ночуешь у меня.

Димка попробовал отстранить девушку, но у него ничего не получилось. Аглая крепко вцепилась в него и тянула его от подъезда. Следующая Димкина попытка также не увенчалась успехом.

Арсений стоял в нескольких шагах. Спроси его сейчас кто-нибудь, чего он больше желает — чтобы Димка исполнил задуманное или чтобы все же Аглае удалось отговорить его, — он бы сразу не ответил. Ныне все его реакции были не то чтобы замедленными, но лишенными осознанной воли.

— Пропусти меня. — Димка еще демонстрировал непреклонность, но ярость отступила.

— Не пущу. Тебе нельзя домой. Посиди у меня. Приди в себя. — Аглая была намного ниже ростом и выглядела девушкой весьма хрупкой, но сейчас убеждающей силы в ней нашлось побольше, чем в высоком и физически развитом юноше. Ее взгляд, ее голос, ее волнение в итоге окончательно перебороли темную энергию мальчика, впервые столкнувшегося с состоянием, когда собой невозможно управлять.

Арсений взял брата сзади за рукав. И Димка сразу обмяк, потом схватился за лицо, тяжело задышал, борясь с надвигающейся истерикой.

Наконец весь подобрался и крикнул:

— Сволочи! Сволочи! Да пошли вы все!..

Он уходил, смешно размахивая руками, обратно, в сторону Дома композиторов и улицы Неждановой. Аглая устремилась за ним. Арсений, наблюдая за этим, немного успокоился. «Пока эта невысокая бойкая девушка с братом, с ним ничего не случится».