Анатолий Салуцкий - Немой набат

После новой паузы продолжил:

— Но тут ведь как? Помните, Хорут и Морут, граждане Вавилона, предупреждали об опасности научных знаний, попавших к безумцам. Без-ум-цам! Так вот, безумцы-то и у нас завелись, вот в чем беда. Они-то и прибирают к рукам культуру, духовные ценности.

Распутин откликнулся:

— Когда-то один обманутый человек, еще в Сибири это было, сказал мне: грызите землю, но не возвращайтесь туда, где вас предали. Я эту заповедь переношу на отношения с западом. Сколько раз нас предавали, а мы снова лезем к ним с объятиями, любой благожелательный взгляд ловим, за чистую монету принимаем.

— «Лихая мода, наш тиран, недуг новейших россиян». Пушкин, — поддержал Курбатов.

А Савва вернулся к своей мысли:

— Вожди есть. Но вожак, вожак нужен!

Тот разговор Вера запомнила в деталях и, добравшись домой, для верности записала услышанное в тетрадь для заветных мыслей. Когда-то, по девичьей традиции, она намеревалась вести дневник, однако довольно скоро бросила это занятие, посчитав его бессмысленным. Через несколько лет она пожалела о скоропалительном решении: много интересных наблюдений забылось, навсегда канув в текучке жизни. Но сама тетрадь сохранилась, и Вера иногда делала в ней записи — не столько дневниковые, сколько с пометкой «нотабене», самые важные мысли.

Но запись той удивительной беседы в подвальной «горенке» Дома Палибина, у пыхтящей, уютной печи, Вера не перечитывала ни разу. В этом не было необходимости, ибо тот разговор вошел в нее прочно и навсегда, не нуждаясь в «реставрации памяти». Потому в трудные, неясные дни жизни она и отправилась к Дому Палибина, чтобы вновь проникнуться спокойной, несгибаемой волей, которая исходила от великих людей русской культуры. Конечно, на нее не могла эмоционально не повлиять сама обстановка задушевной, откровенной беседы, молчаливым участником которой она стала. В центре столицы, в подполе старомосковского бревенчатого дома, у русской печи собралась элита русской художественной интеллигенции, со своими ясными, твердыми убеждениями, отражавшими настроения народа. Она подумала: никакая это не судьбоносная тайная вечеря, а рядовое стечение обстоятельств. Замечательный Савва Ямщиков без всякого повода, без повестки дня собрал на дружеский обед своих друзей, чтобы раскрепощенно, не заморачиваясь, поговорить о текущем дне страны и родной культуры. Без подписания каких-то документов или решений, без принятия на себя обещаний. Просто так! Но именно в этом «просто так» таилась великая, неодолимая мощь русского взгляда на мир, та спящая до поры пассионарность, которая периодически проявляет себя духовным взлетом, расчищающим захламленное чужеродным мусором русло народной жизни.

Но не могла она не думать и о другом. По служебной надобности ей довелось в оригинале осилить для резюмирования солидный труд одного из профессоров Массачусетского технологического института, под названием «Десять способов манипуляций через СМИ». Много было наворочено в этой книге, уважаемый профессор, по мнению Веры, отбросил все условности и вел себя как буйный адмирал в состоянии полного шторма. Не будучи специалистом в теме, Вера не запомнила многие его советы, однако пункт № 7 почему-то остался в ее памяти и вылез именно сейчас, когда она размышляла о величии представителей русской национальной культурной элиты, с которыми ей повезло общаться. Тот злосчастный пункт № 7 гласил: один из важных элементов манипуляции сознанием людей через СМИ является побуждение их восторгаться посредственностями.

Боже мой, как предельно ясно предстала перед Верой политика нашего телевидения после встречи с Саввой Ямщиковым и его гостями, которых на телеэкране можно увидеть очень редко! Да, это была большая политика. Это были русские обстоятельства современной эпохи.

Вера долго стояла у Дома Палибина, на котором, по слухам, вскоре появится мемориальная доска в память работавшего здесь Саввы Ямщикова. Вновь и вновь вспоминала противоречащую космополитизму интернета атмосферу памятной встречи с гениями русской культуры. И в душе ее, на что она и надеялась, нарастала сила сопротивления надвигающимся бедам. Ей уже немало довелось перенести: грубые телефонные угрозы, напоминания об отцовской участи, льстивые предложения «решить дело миром», визиты незнакомых людей, склонявших к компромиссу, а затем зло твердивших, что квартира все равно будет куплена, продана и перепродана. Конечно, теперь она была не одна, ощущая крепкую поддержку Донцова. И все же моральный груз «квартирного вопроса» давил все сильнее. Повадки узурпаторов начали меняться, и это указывало на приближение развязки.

Путешествие к Дому Палибина заметно прибавило стойкости. Ямщиков и те, кто был с ним, — хотя некоторые, и сам Савва, уже на бунинском «мировом погосте», — все равно стояли как бы рядом с ней в надвигавшейся битве. Более того, она вдруг ощутила огромную ответственность перед ними: она обязана быть достойной их веры в будущее России, она должна не только выдержать все натиски, не только выстоять в жестком противостоянии, но и победить.

19

Тот морозный день навсегда врезался в ее память. Телефонные супостаты перестали делать секрет из своих намерений, открыто заявив, что вызывать полицию бесполезно — речь идет о споре хозяйствующих субъектов, о возврате старого долга — и что они сами предупредили участкового о предстоящем решительном выяснении отношений. Если упретесь, не откроете дверь, — взломаем замок, и за последствия будете отвечать вы. В последний раз советуем проявить благоразумие и во исполнение былых обязательств пожертвовать одной из комнат. Всё!

Наглый тройной звонок в дверь прозвучал около полудня. И Катерина, выждав полминуты, повернула замок. В квартиру без всяких «здрасьте» не вломились, а ломанулись два молодых «лося». Один — здоровенный гвоздила, выше среднего роста, в заячьей ушанке, другой — малорослый надутый пыжик, коротышка с «кормой», сильно выпирающим вперед подбородком, отчего выглядел он устрашающе, свирепо. Оба в дешевых мышастого цвета нейлоновых куртках до бедер.

— Ну все, мать, игрушки кончились, — с примирительным оттенком сказал длинный. — Давай показывай комнаты, выбирать будем. Мы с собой харчей прихватили, сегодня здесь заночуем, а завтра кредитор пожалует.

Катерина молча, с ужасом глядела на вторженцев, и низенький гаркнул:

— Кому говорят! Оглохла, старая? Показывай хату, не то все вверх дном перевернем.

Он сделал несколько тяжелых шагов по прихожей, направляясь к правой комнате, но внезапно ее дверь распахнулась изнутри, и в проеме появился телохранитель Вова с пистолетом, направленным на «лосей». Спокойно, не повышая голоса, сказал: