Йоханнес Зиммель - Весной в последний раз споет жаворонок

— Да, и что? — спросил Бруно Гонсалес.

— Но это не соответствует действительности! — сказала Валери. — Тут же я навела справки. Вы работали в Министерстве экологии более трех лет, с 1975 по 1978 год. Как раз в то время, когда начиналась «сделка века». Генерал заблуждался? Лгал? Вы, во всяком случае, ни единым словом не опротестовали эти неверные данные. Почему нет, господин Гонсалес? Почему?

Гонсалес поднялся.

— Я не знаю, к чему вы клоните. Фрау Рот.

— Мне хотелось бы уточнить, скрыли ли вы правду. Именно в этом моменте. По другому моменту вы сказали правду, а именно: что были в курсе германо-бразильской сделки. Это значит, что сначала сказали, что не знали. Почему, господин Гонсалес? Почему?

— Это вас не касается! — закричал Гонсалес. Он ткнул пальцем в Марвина. — Я возмущен тем, что вы рассказали это. С вашей стороны это подло, господин Марвин. И объясняется лишь тем, что именно вы тот человек, который притворяется.

— Доктор Гонсалес! — крикнул Марвин. — Вы не отдаете себе отчета в том, что говорите!

— О, я знаю это точно! И я требую…

— Успокойтесь! Я еще не закончила, — сказала Валери. — Больше трех лет вы работали практически рядом с Галерой! Больше трех лет! Вы, наверное, знаете все о том, о чем не сказали, господин Гонсалес? Что вы знаете о том, как Боллингу удалось пробиться к Галере и поговорить с ним о ядерной сделке? Вы абсолютно уверены, что это был Боллинг. Но ведь это сущая чепуха! Боллингу никогда бы не удалось это с поддельными документами. Никогда. Галера, вне всяких сомнений, позвонил бы в Бонн. Только в том случае, если ему официально через посольство представили Боллинга как человека, с которым он должен обговорить общие условия. Итог: у Боллинга был единственный шанс пробиться к Галере только в том случае, если он пришел действительно по заданию правительства Германии. Следовательно, он был человеком, который лгал и обманывал всех нас. Очень печально, что мне приходится говорить это, так как я много лет проработала с ним и считала его своим другом.

— Господи Боже, и все-таки я еще раз говорю, что голос показался мне странно чужим! — вскричал Марвин. — Все больше и больше я укрепляюсь в мысли, что это был не Боллинг.

— Господин Гонсалес, Вы придерживаетесь того же мнения, что и прежде — или?

— Что и прежде, — сказал тот. — Я не такой идиот, чтобы самому обвинять себя в неправильности своего убеждения и в том, что я знал о Галере, Боллинге и атомной сделке. Это уму непостижимо! Мы с господином Марвином знаем друг друга много лет. Именно господин Марвин назвал меня и мою жену первыми людьми, с которыми можно наладить контакты в Бразилии. Это правда, господин Марвин?

— Это так, — тихо сказал тот.

— Громче! — крикнул Гонсалес.

— Это так, — тоже крикнул Марвин.

— Тогда, — кричал Гонсалес, — вы все должны, по меньшей мере, в той степени, что и меня, подозревать Марвина!

— Может быть, вы не доверяете самому себе, — холодно сказала Валери Рот. — С его хорошим другом Боллингом часто такое бывало.

— Это чудовищно, — сокрушенно сказал Гонсалес. — Мне этого не надо. Ни на минуту не останусь с этим человеком в одном помещении.

Он пошел к двери, оттуда еще раз осмотрел все вокруг, а потом тоже исчез.

— Прощальная симфония чистой воды, — сказал Марвин.

— А теперь к вам, фрау Рааль, — произнесла Валери.

— Ко мне?

— Да, к вам. Вы видели в Альтамире, как Боллинг звонил по телефону. Вы слышали, что он разговаривал с господином Циннером и просил организовать охрану Маркусу Марвину.

Дверь открылась и вошел Йошка Циннер.

— Продолжайте, не хочу мешать вам, — сказал он. — Я поразмыслил. Хочу еще немного послушать. Но второй раз я уже не вернусь!

— Фрау Рааль! — крикнула Валери, которую Циннер демонстративно не замечал.

Кати покраснела. Все ее прыщи тоже. Она с несчастным видом посмотрела на Бернда Экланда.

— Не правда ли, фрау Рааль, все так и было? Так вы рассказали господину Экланду и господину Марвину.

— Но… — начала Кати, однако Экланд прервал ее.

— Я хотел бы сказать кое-что важное всем вам, — сказал оператор. — Это верно, что фрау Рааль видела, как господин Боллинг бежал к телефону. Она слышала также, как он разговаривал. Она слышала и имя Циннера. По прошествии времени она все спокойно обдумала и теперь считает, что, конечно, не имеет права утверждать всерьез, что Боллинг звонил господину Циннеру, потому что он назвал всего лишь имя.

— Но у него оно есть, — сказал Циннер.

— Подождите! Я еще не закончил. — Экланд встал. — О фрау Рааль и о себе я сейчас все объясню. Надо было бы давно сделать это. Спасибо случаю. Фрау Рааль и меня пригласил господин Циннер…

— Потому что вы самый лучший оператор из всех, которые у меня работают. А Кати — лучший техник! — выкрикнул Циннер.

— …и мы были очень рады, что его выбор вновь пал на нас, — продолжал Экланд. — Фрау Рааль и я заняты только — только, говорю я — своей работой. И выполняем ее настолько хорошо, насколько можем. И никогда, никогда не затеваем никаких интриг. И на этот раз — тоже. Фрау Рааль видела Боллинга во время телефонного разговора. Больше сказать не о чем. И не будем. Мы ничего не можем поделать с этой страшной тайной, о которой говорится здесь так долго. Мы вообще не знаем, что что-что происходит… мы не хотим этого знать. Мы будем выполнять нашу работу и все. Если кто-то не принимает наших условий, мы уйдем сразу же.

— Минутку, — сказал Йошка Циннер. — Может быть, это уловка, Экланд! Вы тотчас же уйдете, если каждый не согласится, что вы ни с кем не хотите иметь дела.

— Да, — сказал Экланд.

— А если мы, на самом деле, заблуждаемся и вы оба являетесь теми, кого мы ищем, и сейчас, когда запахло жареным, смываетесь и…

Экланд отодвинул в сторону низкорослого производителя фильмов.

— Пошли, Кати! — сказал он.

Через несколько секунд оба покинули комнату.

Изабель, долго шептавшаяся с Гиллесом, подняла руку.

— Момент!

Оставшиеся посмотрели на нее.

— Мне очень неприятно, и поэтому я больше не хотела бы говорить об этом, — сказала Изабель. — Сейчас я вижу, что должна говорить. Ночью, перед тем как пропасть, Питер Боллинг пришел в мой гостиничный номер в Альтамире… и стал меня домогаться. Я позвала на помощь Гиллеса. С Боллингом случился приступ астмы. Когда приступ миновал, он хотел извиниться и…

— И на следующее утро он пропал, — сказал Гиллес.

— Какая жалость, — сказал Йошка Циннер, — использовать попытку изнасилования, потому что ему было необходимо срочно исчезнуть.

— Куда исчезнуть?

— Откуда мне знать? Но, может быть, это знаете вы.

— Вы допускаете, что фрау Деламар сама выдумала его приставания?

— Именно, да. Почему я всегда должен быть виноватым во всем? Может быть, у нее были свои причины помочь Боллингу, так как он должен был пропасть.