Йоханнес Зиммель - Весной в последний раз споет жаворонок

Дилан бойко заговорила:

— Я, в общем, пытаюсь изменить что-то, но дома мне это не очень удается. У нас в доме вечно эта дурацкая туалетная розовая бумага. Я бы лучше покупала серую, на которой написано «Спасибо». Значит, я делаю для окружающей среды недостаточно. И вообще-то я против неонацистов.

— Ты думаешь, что это активная деятельность в защиту окружающей среды? — спросила Ангела Гаттенберг.

— Да, — уверенно ответила Дилан, — в широком смысле. Если для тебя окружающая среда — всего лишь растения, то это неправильно. К окружающей среде принадлежат и люди.

В этом месте раздались аплодисменты, дети хлопали громко и долго.

— Браво! — крикнула одна девочка.

Изабель опять взглянула на Гиллеса. И он снова крепко сжал ее руку.

Лиза подождала, пока стихнут аплодисменты, потом облокотилась на зеленую скатерть и наклонилась к микрофону.

— Я обратила внимание на то, что в туалете, при мытье рук, расходуется очень много воды. Я намотала проволоку, и сейчас вода льется гораздо меньше. Когда моя мама покупает средства для стирки, содержащие фосфат, я с ней серьезно разговариваю.

Несколько детей снова захлопали.

Редактор спросила:

— Что, по вашему мнению, произойдет в последующие десять лет?

— Через десять лет меня не будет в живых, — сказала Дилан.

Экланд поднял руку.

— Что такое? — спросила Ангела Гаттенберг.

— Замена кассеты, — ответил он. — Пять минут.

Кати уже вставляла в «Бетакам» новую кассету. Потом она подержала перед камерой лист бумаги, на котором написала: «Франкфурт Америка-хаус/2, дискуссия с детьми „Птицы мира“».

— Готово, — сказал Экланд.

Кати встала на колени возле устройства.

— Звук тоже, — произнесла она.

— Пожалуйста, продолжайте, — сказал Экланд Ангеле Гаттенберг.

— Я повторяю свой последний вопрос, — сказала она. — Что, по вашему мнению, случится в последующие десять лет?

— Через десять лет меня не будет в живых, — еще раз сказала Дилан.

— О! — испуганно вскрикнул очень маленький мальчик.

— С окружающей нас природой дела действительно обстоят очень плохо, — продолжала маленькая курдка, — это на самом деле катастрофа. Что-то обязательно произойдет, или я сдамся и наложу на себя руки. Или кто-то меня убьет, или я умру сама.

Наступила тишина. Дети смотрели на Дилан, и она отвечала им серьезным взглядом.

Наконец заговорила Лиза:

— Через десять лет дыра обязательно проявит свое воздействие.

— Какая дыра? — спросила редактор журнала «Шпигель».

— Ну, озоновая дыра, — пояснила Лиза и подчеркнула слова движением своих маленьких рук, пальцы которых то смыкались, то размыкались. — Возможно, произойдет взрыв на какой-нибудь атомной станции. Я очень боюсь двухтысячного года. Тогда обязательно что-то случится, например, взрыв огромного завода по производству химических веществ. Или вот политики говорят, что хотят испытать что-то неопасное, а потом окажется, что это атомная бомба. Тогда все пойдет кувырком, и мир разрушится.

Вероника — брюнетка с зачесанными назад волосами, схваченными на затылке гребнем, в голубых джинсах и голубом блузоне на пуговицах со светлыми рукавами, с миловидным, с мелкими чертами, лицом, — сказала:

— Конечно, так продолжаться не может. Может произойти слишком многое. Например, всемирный потоп. Или они и в самом деле проведут испытание атомной бомбы, тогда мир будет уничтожен.

Крупный Гювен, выглядевший таким ухоженным, произнес, наморщив лоб:

— Я думаю, что люди совсем не изменятся. Может быть, нужно объединить государства. Но скорее всего это произойдет слишком поздно, и мы умрем в кромешной тьме.

Ангела Гаттенберг осторожно спросила:

— Могут ли помочь политические партии?

— По-моему, — покачала головой Коринна, — всем партиям совсем не до этого!!!

Многие дети зааплодировали.

Экланд снимал крупным планом отдельные лица.

— …пожалуй, самые дельные — это «Зеленые» и избирательный блок «Альтернативный список» в Берлине, — продолжала Коринна. — Они несколько неорганизованны, но свои неполадки есть и у нас, «Птиц мира», однако мы много чего делаем.

— Что ты подразумеваешь под выражением «не до этого»? — спросила Ангела Гаттенберг.

— Вот взять, к примеру, христианских демократов, — сказала Коринна, — когда читаешь ее программу, то на бумаге все выглядит очень хорошо. Но это все лишь пустые слова, которые только звучат красиво. Чего ни коснись — внешней политики или школьной, — но я не могу вспомнить, что по этому вопросу проделали христианские демократы.

Многие дети зааплодировали снова, некоторые взрослые — тоже. Другие стали протестовать.

Один родитель воскликнул:

— Неслыханно!

Его поддержал второй:

— Как хорошо они подготовлены к подстрекательству!

— Совершенно верно! — крикнул третий.

— Ерунда! — громко отреагировал еще один мужчина. — Малышка права!

— Полностью согласна с тобой, — крикнула чья-то мама. — Браво, Коринна!

Лиза, с темной лентой в светлых волосах, сказала:

— Я думаю, что партия христиан-демократов избирается людьми, которые не слишком разбираются в политике. Просто они доверяют слову «христианская» и связывают его со святым именем Господа Бога, и это уже хорошо, и конец всяким рассуждениям.

Новый всплеск аплодисментов и новый взрыв протеста среди малолетних и взрослых слушателей.

— Вы когда-нибудь участвовали в какой-нибудь демонстрации? — спросила Ангела Гаттенберг, когда зал успокоился.

Все пятеро детей одновременно ответили:

— Да.

Коринна сказала:

— Я принимала участие в демонстрации МВФ — Международного валютного фонда, но потом сбежала, потому что струсила (фигурально выражаясь, наложила в штаны). Демонстрации школьников не так опасны.

— Я была на одной демонстрации школьников, — сказала Лиза, — но это было слишком пафосно и в то же время примитивно. Перед ратушей Шенберга выстроили множество полицейских с непроницаемыми лицами, они установили ограждение. Один полицейский даже дал нам мегафон, чем просто сразил меня.

Дети засмеялись.

— Посмотри! — тихо сказала Изабель Гиллесу. — В самом конце, слева у входа!

Гиллес обернулся. У входа стоял прокурор Эльмар Ритт. Он быстро поклонился. Гиллес тоже кивнул.

— Что этому-то здесь нужно? — спросила Изабель.

Она взглянула на Ритта. Он ответил серьезным взглядом.

— Странно, — сказала Изабель.

Между тем Ангела Гаттенберг продолжала задавать вопросы:

— Чувствуете ли вы, что вас воспринимают всерьез?

Дилан сказала:

— Когда мы на каком-нибудь мероприятии «Птиц мира» распространяем листовки, то люди останавливаются и говорят: «Ах, какие милые детишки!» Потом выслушивают нас, очень критически осматривают и говорят: «Вы же совсем не знаете, что происходит, не имеете совершенно никакого представления!» Все-таки политики и вообще взрослые слишком уперты в своем мнении и не хотят, чтобы их переубеждали.