Йоханнес Зиммель - Весной в последний раз споет жаворонок

Он увидел, что Изабель опустила голову, и сказал:

— Я никогда не испытываю грусти при пробуждении, Изабель, я в своем времени намного счастливее большинства людей потому, что прилетел сюда, в Шато де Оекс, и у меня есть Филипп и месье Ольтрамар.

— И я, — добавила она.

— Вы великолепны, — сказал Гордон. — Вы просто великолепны, Изабель, и я выпью за вашу любовь. Давайте выпьем за нее!

Мы так и сделали.

Любимой музыкой Гордона, как он сказал мне, был концерт для кларнета Моцарта.

Когда мы подъехали к дому Филиппа, возле него парковался автомобиль. Офицер жандармерии беседовал с месье Ольтрамаром. Увидев нас, Ольтрамар просиял. У него есть ключи от входной двери дома Филиппа, она открыта, и мы сразу же видим: в большой гостиной вновь стоит «Мыслящий». Я это предсказала. Я знала это. Но в это мгновение у меня кружится голова.

Офицер жандармерии сообщает: «Статуя была предложена одному антиквару в Цюрихе двумя мужчинами. Они, однако, заметили, что антиквар вызвал полицию и быстренько сбежали, оставив статую».

Потом мы остаемся одни. Наступила ночь. Филипп приносит щепки, буковую древесину, большие поленья и разжигает в камине огонь. Мы сидим рядом, перед нами «Мыслящий» в пляшущих отблесках пламени. Я кладу руку на плечи Филиппа. Свет и тени на статуе. Кажется, с того момента, как она существует, у нее были сотни разных лиц. По улице за окном проходят люди. Смех. Потом опять становится тихо. Мы так счастливы, говорю я.

— Да, — соглашается Филипп, — так счастливы…

Я еще раз прочитал дневниковые записи Изабель и при этом с удивлением отметил, что в тот день на склоне горы говорил и думал совершенно иначе, чем очень долгое время до этого. Совсем иначе. В начале этого повествования меня переполняло отвращение к этому миру и людям, и я цитировал «Чудовище» Хорстмана. Но вот я заговорил о зле, которое никогда не побеждает. И о добре, которое в конце концов всегда побеждает. Что произошло со мной с тех пор, как я встретил Изабель? Какой подарок эта поздняя любовь!

Здесь, перед камином, она говорила о любви.

И пару раз за эти дни — о Пьере Лерое…

Кати Рааль подержала перед камерой белый кусок картона, на котором жирным шрифтом было написано:

ГАМБУРГ.

ИНТЕРВЬЮ С ДОКТОРОМ БРАУНГАРТОМ.

Бернд Экланд за камерой, установленной на штативе, тихо произнес:

— Пожалуйста, фрау доктор Рот…

Валери сидела напротив крупного мужчины за столом, загроможденном книгами и бумагами. Его очень светлые серо-зеленые глаза внимательно следили за всем происходящим.

Работала камера.

Валери, глядя в камеру, сказала:

— Это доктор Михаэль Браунгарт, директор экономического института ЕПЕА в Гамбурге. Его супруга является членом правления Гринпис Интернэшнл…

Это было в начале второй половины дня 14 октября 1988 года. 17 октября, тремя днями позже, киногруппа должна была встретиться с федеральным министром экологии в Бонне и отснять материал о его позиции по вопросам перевозки диоксина.

В офисе доктора Браунгарта все стены были увешаны стеллажами, целиком забиты папками-скоросшивателями, книгами, деловыми бумагами. Изабель, Марвин и Гиллес сидели в углу комнаты и внимательно слушали.

— Господин доктор Браунгарт, — обратилась Валери к удивительно молодо выглядевшему мужчине. — Что означает аббревиатура ЕПЕА?

Браунгарт провел рукой по темно-русым волосам.

— С английского аббревиатура расшифровывается так: Enviromental Protection Encouragement Agency. По-немецки это приблизительно означает: «Агентство по защите окружающей среды». У нас есть офисы в Лондоне, Нью-Йорке, Сан-Паулу и Москве.

Мужчина говорил быстро.

— Вы физик?

— Да.

Валери наклонилась вперед.

— Господин доктор Браунгарт, несмотря на многочисленные протесты против открытых хранилищ радиоактивных отходов, в ФРГ существует в среднем пятьдесят четыре установки по ликвидации отходов.

— Они имеют точное название, — сказал Браунгарт. — Электростанции, производящие энергию при переработке отходов. Это психологический расчет. Неологизм появился, чтобы не прослеживалась явная связь с атомными электростанциями. Пятьдесят четыре электростанции, производящие энергию при переработке отходов, да. Заказ получен от городов. Но и с появлением этих электростанций гражданские протесты не прекратились.

— Почему?

— Потому, что они не так уж хороши. При сжигании в факеле высвобождаются такие попутные газы, как диоксин и новые ядовитые соединения. Первые измерения дали страшные результаты. И тут появились электромагнаты из Союза. Они не хотят терять сверхмощности, которые обязаны производить благодаря закону 1935 года. Но произошло слишком много всего, политики в Бонне и в федеральных землях разозлены. Хорошо, говорят те, из Союза, делаем вам предложение: вы задыхаетесь от особого мусора. Мы предоставляем вам электростанции по переработке отходов технологий высочайшего класса. Подметили тонкий психологический расчет? Атомные электростанции — электростанции по переработке отходов! И пожелание при этом то же самое: все должны покупать у нас. Мы должны быть монополистами. — Браунгарт разгорячился и заговорил еще быстрее. — Электростанции по переработке отходов после атомных станций — очень удачный бизнес! Ожидается объем инвестиций от тридцати до сорока миллиардов дойчмарок. Поэтому-то в строительстве принимают участие многие крупные концерны. Атомными электростанциями девяностых годов будут электростанции по переработке отходов электромагнатов!

— Сколько же планируется их построить?

— К настоящему времени сто двадцать. Многие уже находятся в стадии строительства. При таких количествах денег никто не устоит. Электромагнаты всех заманили в свои сети штепсельной розеткой. Та же самая система, те же самые методы. Монополия должна быть сохранена! Определить, насколько хороши будут эти установки, можно только тогда, когда они будут сооружены. Но уже сейчас можно уверенно сказать: отходы переместятся из земли в воздух и в воду. Несгорающий осадок более вреден, чем сами отходы, поскольку при сгорании образуются новые опасные субстанции.

— И диоксины тоже?

— И диоксины тоже, естественно! Научные исследования по сжиганию отходов проведены крайне необъективно. После них неизвестными остались восемьдесят процентов органических эмиссий. При этом речь ежегодно идет о множестве тонн неизвестных субстанций — в Севезо для того, чтобы разразилась катастрофа, хватило бы меньше двух килограммов нескольких неизвестных химических веществ. В дымовых газах, возникающих при сжигании отходов, содержатся по меньшей мере двадцать сходных с диоксином химических веществ, которые обладают сходным отравляющим потенциалом.