Йоханнес Зиммель - Весной в последний раз споет жаворонок

— Пирог с маком действительно отменный, — сказала Мириам и подумала: ты сама этого хотела! Но вслух мягко спросила:

— Что было дальше, фрау Хансен?

Почему же у нее так дрожат руки?

— Дальше? — Элиза Хансен закашлялась. — Сначала все было чудесно. Маркус работал в Институте теоретической физики, потом снимал документальные фильмы. Зарабатывал, конечно, очень мало, но мои родители, к счастью, — люди обеспеченные. Мы были очень счастливы… В 1970 году у нас родилась дочь, Сюзанна… И вот тогда впервые тень… да, пожалуй, это можно назвать так… над нашим супружеством нависла тень.

Фрау Хансен вздохнула и спрятала руки.

— Тень, — повторила Мириам.

— Да. Видите ли, мы подошли к тому, о чем вы, дорогая фрау доктор, должны знать. Я говорю это очень осторожно… Поверьте мне, дорогая фрау Гольдштайн, тогда я любила Марвина. Любила безумно. И я могу его понять, я ему сочувствую, я его жалею. Пожалуйста, наливайте еще кофе! Вы же сказали по телефону, что особенно любите кофе.

— Большое спасибо. Тень над вашей семейной жизнью…

— Маркус очень изменился. Я почувствовала это. Но я тогда не понимала, что Маркус постоянно казался жертвой чего-то… еще в гимназии… возможно, с детских лет. Такие комплексы развиваются с раннего детства. Да, он страдал, и страдал все сильнее…

— Отчего, фрау Хансен?

Элиза Хансен выпрямилась.

— Он считал себя аутсайдером, — жестко и звучно произнесла она. — Но не хотел себе в этом признаваться. Отсюда все остальное: вечное недовольство, больное самолюбие, комплекс неполноценности, которые только развивались. И к чему это привело? Утрата трезвой оценки действительности, агрессия, зависть, педантичность, фанатизм… Он все больше разочаровывался в жизни, все чаще бывал несправедлив ко мне и к ребенку. И, наконец, ненависть.

— Ненависть? К чему?

— Ко всему, моя дорогая. И в особенности — к Хилмару Хансену.

— К другу юности?

— Именно к другу юности. Посмотрите, как складывались их судьбы, фрау Гольдштайн! Маркус работал в институте. Это самое подходящее для него занятие, уверяю вас. Но он… он видел, как Хилмар с отцом расширили производство, как началось их процветание… Он видел, как Хилмар становится созидателем, понимаете, фрау доктор?

— Понимаю.

— Успехи Хилмара росли. Награды, призы, почести… не стоит забывать и о финансовой стороне. Да еще и международное признание. Хилмар часто бывает за границей, читает доклады то в одном, то в другом университете… звание почетного доктора, дипломы, выдача лицензий на изготовление продукции в других странах, серьезная исследовательская программа… А Маркус… Бедный Маркус! Документальные фильмы не принесли ему славы, и он перешел в Тессинское министерство экологии, в органы надзора в Висбадене. Боже, как мне было его жаль! Несмотря на всю его несправедливость, его злость, постоянные попытки обидеть меня, хотя он никогда не обижал тех, кто мог дать отпор… Сколько я переживала, сколько плакала по ночам! Но все равно терпела, старалась понять его, хотя это было все труднее…

Фрау Хансен достала кружевной носовой платочек, вытерла глаза и замолчала. Хотелось бы поверить, что эта дама — на самом деле страдалица и мученица, подумала Мириам.

— Видите ли, я воспитана в католической семье, — продолжала фрау Хансен. — Может быть, это и старомодно, но я глубоко верующий человек…

Я тоже, подумала Мириам. Но совершенно иначе.

— …а Марвин — атеист, и всегда был им. Естествоиспытатель, скажете вы, — и не ошибетесь. Хотя есть и другие примеры… например, Эйнштейн к концу жизни… другие великие ученые… Я всегда жалела Маркуса, жалела агностиков и атеистов… а вот Хилмар, тоже естествоиспытатель — и верующий, католик. Я упомянула об атеизме Маркуса только потому, что чем злее он становился, тем яростнее заявлял о своем неверии в Бога. Кроме того, этим он пугал и сбивал с толку нашу маленькую дочь…

— Вы сказали, он был несчастлив, — тихо произнесла Мириам.

— Скорее, озлоблен. Яростен. И ярость переходила в гнев и коварство. Скромная, по сути, должность в органах надзора позволяла ему мстить за собственную неуспешность более успешным людям. Он все время осложнял работу фармацевтических, химических и косметических фирм. И прежде всего, конечно, фирме Хилмара.

— Разве он выступал против парадихлорбензоловой продукции только в молодости?

— Ах, дорогая фрау доктор, это продолжается много лет. Придирки, распоряжения, уведомления… Всё, что угодно. Постоянный контроль всех мер безопасности, всех станков, дымовых труб, фильтров… Маркус стал настоящим маньяком, фрау Мириам. О, он был моим мужем! Я так его любила… больше, чем Хилмара, поверьте. Но в конце концов он стал совершенно невыносим! Порой походил на безумца. Устраивал скандалы моим бедным родителям… После этого у отца случились два инфаркта подряд…

— Что произошло у ваших родителей?

— Нас — вместе с другими друзьями — пригласили на охоту в угодья моего отца в Верхней Баварии. На протяжении многих лет Маркус несказанно радовался таким приглашениям. А в тот раз ему не везло буквально на каждом шагу. Он три раза подряд промахнулся и не попал по зверям с близкого расстояния. Это его обескуражило… да нет, он был в возмущении… в ярости! Настолько, что, страшно богохульствуя, стрелял в небо. Представляете? Палит в небо и во всеуслышание проклинает Господа!

— И что? — спросила Мириам. — Думаете, у него был шанс встретиться с Господом?

— Фрау Гольдштайн!.. — Элиза Хансен была шокирована. — Конечно же, нет…

— К тому же, господин Марвин верит крепче, чем вы.

Фрау Хансен не заметила этой фразы.

— Когда он впервые избил меня до крови, фрау Гольдштайн, мое терпение лопнуло. И тогда я ушла от него. Ушла с тяжелым сердцем, потому что Сюзанне было всего семь лет. Я забрала ее с собой, подала на развод. Снимала квартиру… А потом переехала к Хилмару Хансену. Сюда, в этот дом.

— А Сюзанна…

— При разводе по решению суда ее оставили отцу, — ответила фрау Хансен и разрыдалась. — Я все сделала неправильно. Конечно, перед самым разводом нас с Хилмаром уже связывали близкие отношения. Но мне так была нужна поддержка… хоть один близкий человек… Дочка не понимала, в чем дело, почему я ушла от Маркуса…

— Но почему суд оставил ребенка отцу? Успокойтесь, пожалуйста.

Мириам поднялась и отвернулась к саду. Плач перешел во всхлипывания, потом умолк. Заплаканное лицо Элизы Хансен было уже не таким молодым, но по-прежнему привлекательным. Ее руки дрожали, но больше она их не прятала.

— В отчаянии я совершала одну ошибку за другой, фрау Мириам. Нанималась на работу… я просто больше не могла… я стояла на краю пропасти… Хилмар помогал мне деньгами… довольно большими деньгами. Мне несколько раз настоятельно предлагали вернуться в семью… я сопротивлялась… Маркус натравил на меня Комитет по делам молодежи… И иногда ко мне приходил Хилмар… Конечно, Комитет посчитал, что ребенок пребывает в неблагополучном окружении, опасном для нормального развития… Я… я не могу рассказывать все в подробностях. Во всяком случае, Маркус получил все права на Сюзанну. Я могла брать ее к себе на определенное время. Но это продолжалось недолго. Вскоре она отказалась встречаться со мной… по науськиваньям отца! Потом… Хилмар был для нее таким же преступником, как Маркус, который в то время еще зубами и когтями защищал атомную энергетику. Но в конце концов это привело к размолвке Сюзанны и Маркуса, к разрыву отношений. Из-за инцидента на атомной станции Библис она уехала от него и не вернулась…