Шамиль Идиатуллин - Бывшая Ленина [главы из романа]

Наоборот, думала, что вот спихнет с себя гору, связанную с поручением Балясникова, в субботу проводит на пенсию Золотницкую — и выйдет на выходные с чистой совестью и развязанными руками. Захочет — Тимофею позвонит, по ходу решив, для чего звонит-то, послать или приласкать. Захочет — с Марком весь вечер будет гонять заводные машинки по лего-пандусам. Захочет — устроит себе счастливый уикэнд старой девы, с книжкой и глинтвейном. А может, все-таки сделает то, чего захотела особенно остро: вызовет такси и побросает в чемодан самое важное.

Отвальную Золотницкая устроила в кафе с по-курортному идиотским названием «Наташа». Может, поэтому и градус куража сразу выставился на курортно-оллынклюзивный, то есть почти предельный уровень. Сперва, понятно, все чинно-благородно, поздравления, пожелания и адрес от главы, лишь несколько истеричная от усталости веселость обостряла реакцию на стандартные шутки про расширение рамок бальзаковского возраста, баб-ягодок и прочего «мы не доживем, так что вы за нас оторвитесь». Все за всех в отрыв и пошли — и Оксана тоже.

В девять вечера она обнаружила себя в кругу строжайших обычно дамочек, с воплями размахивающих посреди танцзала кто салфетками, кто кофточками под подзуживающие гоп-гопы Верки Сердючки — причем Савельева растелешилась до лифчика, неожиданно пристойного, в отличие от остального облика Савельевой.

Оксана так обалдела, что едва не врубила начальницу, обнаружила, что сама скачет по полу в колготках, стылым от ужаса взглядом просканировала остальные детали своего туалета, поспешно застегнула пару пуговиц на блузке, искренне надеясь на то, что сдавались они без приложения человеческой силы, и аккуратненько задвинулась в тень.

Отряд не заметил потери: из динамиков, надсадно погибая на высоких частотах, пополз такой же реликтовый медляк, и дамочки с боевыми кличами побежали ловить кавалеров, а самые утомленные, и Савельева, к счастью, с ними, слились в объятьях с соседками и принялись, гогоча и постанывая, раскачиваться в ритме дискотеки младшеклассников.

Оксана поискала глазами туфли, но нашла только пару заметных дыр в колготинах.

Убедившись, что всем не до нее, Оксана вздохнула, подтянула юбку, легонько, устойчивости ради, облокотилась о высокую спинку стоявшего рядом стула и умудрилась аккуратненько, в три плавных рывка, стянуть колготки без ущерба для юбки и белья, даже не выронив телефон. Чуть не потеряла равновесие лишь в финале — палец, естественно, не желал расставаться с краем дыры, — дернулась и вцепилась в спинку, предчувствуя, что стул со скрежетом отъедет по каменному полу, привлекая всеобщее внимание трудового коллектива к неизбежному крушению любимой начальницы.

Стул не поехал. Стоял как вбитый. Будто на нем сидел кто.

Не будто.

Оксана вздрогнула, отпрыгнула на метр и обернулась, поспешно пряча нейлоновый комок за спину.

Митрофанов не отреагировал: так и сидел, сгорбившись, спиной к Оксане и ко всем, локти на коленях, в правой руке пивная бутылка, каких не было на столе, где взял только, в левой пустая тарелка.

«Отвернуться успел или действительно ничего не заметил?» — подумала Оксана, переступила по не особо холодному, но и не особо чистому полу, разозлилась на себя и вместо того, чтобы тихонечко смыться к туфлям и покою, шагнула вперед, к соседнему стулу, который, оказывается, стоял неподалеку и был по-настоящему пуст.

— Что не веселимся со всеми, Даниил Юрьевич? — прокричала она, присаживаясь на ловко подложенные колготки и убирая босые пятки под сиденье.

Митрофанов посмотрел на нее, не меняя наклона корпуса, отсалютовал бутылкой и сказал:

— Я веселюсь. Я так веселюсь, правда.

Негромко сказал, но слышно. Оказывается, можно было не кричать. Нашел человек акустический пузырь и наслаждается, чем может, молодец.

Митрофанов снова пялился в далекие цветные переливы. Оксана, моргнув, поняла, что это отражение цветомузыки на затененной дальней стене, и усмехнулась. Настоящий буддист найдет повод для медитации даже в сердце карнавала. А начальница буддиста поддержит его страсть к смирению.

— Даниил Юрьевич, вы уж извините, но я пока не дала вашему предложению хода. Вы не думайте, я рубить его не собираюсь, идея хорошая. Ну или там присвоить, не дай бог, тоже не собираюсь.

Она усмехнулась, ожидая бурных возражений и заверений, что нет-нет, я бы никогда. Но Митрофанов лишь слегка кивнул, не поворачиваясь. Оксане это не понравилось, но раз начала, надо договорить:

— Просто тема тонкая, а Балясников, сами видите, на психе. Рубанет наотмашь — и нет перспективной идеи. Так что пусть полежит чуть-чуть, время выберем — двинем. Договорились?

Митрофанов пожал плечом. Ну и черт с тобой, гордец, подумала Оксана и собралась уже встать, оставив ценного подчиненного наедине с картинной печалью, и веселиться дальше. Но Митрофанов неожиданно заговорил — не меняя позы и не отрывая глаз от мутного цветного копошения вдали:

— Вот это самое обидное, между прочим. Что для перспективных идей надо выбирать время. И для правильных действий. И для хороших людей. А для всякой дури любое время годится. Сама прорастает, цветет и пахнет.

— Особенно пахнет, это точно. Но это же всегда так — кроме запаха то есть. Всегда дурак сквозь стены пролезет, а героям приходится в обход, песенка даже есть.

— Ну, не всегда. То есть согласен, в любой замкнутой системе так получается, что сорняк растет всегда, везде и много, а культурные растения, ну и вообще что-то со смыслом, знай чахнут, требуют, чтобы поливали, лелеяли и так далее. Но в мое время, — Митрофанов невесело усмехнулся и пояснил: — ну, как это принято сейчас говорить, в лихие девяностые и тучные нулевые… Было окошко возможностей для всех.

— Ну и кто в это окошко пролез?

— О да, — согласился Митрофанов. — Кто только не. На самом деле все ведь этим и объясняется: сорняк занимает все возможное пространство и забирает ресурсы под себя и собственное воспроизводство. Смыслу места не остается. Культурным злакам места не остается. Социальные лифты не работают, потому что загружены отпрысками тех, кто уже наверху. Ну, это как раз неоригинально. В моем детстве примерно так же было, колхоз «Минуя капитализм» всегда сползает в средневековье. И вот в рамках ленной системы и нового феодализма единственный способ выдвинуться — стать либо вассалом, либо бросить вызов лорду и не сбросить его, конечно, — это запрещено — но потеснить на верхнем этаже. Успеть закрепиться, пока не задушили или пока сам не сдох.

— От запаха, например, — вставила в паузу Оксана, в основном чтобы перебить ощущение дурного сна. Митрофанов работал под ее началом почти два года, был типовым серым клерком, ни фантазии, ни человеческих реакций, ни, подозревала Оксана, умения поддерживать беседы на отвлеченные или просто не одноклеточные темы — и вот вам здрасьте. Неделю назад в магазине Митрофанов оказался носителем заметного темперамента и даже страстей, позавчера — умным профи с неожиданным бэкграундом и внезапными скиллами, теперь вот — речистым смутьяном. Дальше-то что? Трусы поверх трико и умение перемножать восьмизначные числа на санскрите?