Леонид Милош - Братья по крови

— Согласен, Борис Николаевич, ему давно надо хвост накрутить. Надо показать, кто в городе хозяин. Хотя с другой стороны, мне его, ей Богу, не понять. Сейчас надо объединяться, а не враждовать. Ведь если Ходарьков не пройдет, Михаилу Ивановичу тоже крышка.　

— Ты забываешь, кем он раньше работал.　

— А при чем тут это?　

— При том. Он привык по-обкомовски всех локтями расталкивать. И сейчас хочет сразу двух зайцев хлопнуть — и Ходарькова выдвинуть, и со мной покончить.　

— Но это очень рискованно и неумно.　

— Именно поэтому их в девяносто первом и поперли. Умных среди них, Коля, не осталось.　

— Ну он-то, Михаил Иванович, вроде бы уже ярым демократом стал, вовсю поливает коммунистов.

— Он — обычная политическая проститутка, и очень недалекая проститутка. Только на своих старых связях и держится. В свое время наворовал партийных денег и теперь считает себя гением бизнеса. Долго не продержится, да и мне он уже надоел. После выборов сразу же уберем. А пока рано, пока он наш союзник и против Горчакова. Но игорный бизнес мы ему не отдадим. Пошли Горячему четкое указание, пусть тоже давит казино Секретаря, но открыто пусть не воюет, пока время не пришло.　

Шустак уже составлял в уме текст и начал печатать послание на компьютере.　

— Готово, Борис Николаевич. Вы сейчас прочитаете, или после оперы, а то опоздаем.　

— Да какая опера, Коля! Никаких нервов не хватит. Давай, что ты там насочинял?　

Коля пододвинул экран компьютера к Борису Николаевичу и тут же уступил ему свое место. Берзин сел и внимательно стал читать текст послания…　

Вовка очень удивился этому странному телефонному звонку. Какой-то привет от старых друзей. И вот этот незнакомец стоит в дверях — невысокий, с большим покатым лбом с залысиной, рыжие вьющиеся волосы на затылке, в очках. Чем-то на первый взгляд смахивает на Пьера Ришара, только глаза умные и выражение лица очень серьезное.　

— Слушаю Вас? — произнес Марголин, указывая посетителю на ряд стульев у своего стола. Но руку для приветствия протягивать не стал, этого типа он видит впервые.　

— Я прошу прощения, что побеспокоил вас, Владимир Анатольевич, — вкрадчивым голосом начал посетитель. — Моя фамилия Шустак. Я десять лет назад эмигрировал в Америку, ну и так судьба сложилась, что очень редко вижу своих. И вы знаете, иногда мучает ностальгия.　

Марголин нетерпеливо и громко кашлянул. Что этот тип себе позволяет, пришел сюда ностальгией поделиться?　

Подполковник строго сказал:　

— Простите, но вы по телефону сказали, что хотите передать привет от моего старого друга?　

— Да, все так, Владимир Анатольевич. Только не от друга, а от женщины. От Горчаковой Маши, помните такую?　

— Что???　

Ошарашенный Вовка удивленно смотрел на этого незнакомца. Привет от Маши?! Голос подполковника тут же смягчился, и сам он как-то неожиданно подобрел:　

— Вы сказали от Маши Горчаковой?　

— Да, от нее.　

— Вы ее знаете?! Когда вы ее видели?　

— Неделю назад, в Париже. Мы с товарищем были у нее проездом. Когда она узнала, что мы направляемся сюда, в Россию, она попросила встретиться с вами и передать привет. Очень просила.　

— Да? Как она живет?　

— Все нормально. Хотела с вами встретиться.　

— Со мной?!　

— Да, а что вас удивляет? Она сказала, вы раньше были большими друзьями. Может, я что-то напутал?　

— Да нет-нет, все так. Чаю хотите?　

— Не откажусь.　

Подполковник нажал на селекторе кнопку и произнес:　

— Леночка, сделай два чая.　

Через несколько минут в кабинет вошла девушка с большим круглым подносом.　

— Угощайтесь, — пригласил Марголин, и сам налил себе из большого пузатого чайника чай и стал размешивать сахар.　

— Извините, забыл, вас как зовут?　

— Николай Николаевич.　

— Николай Николаевич, как они живут, что у них нового?　

— Простите, у кого, у них?　

— Ну, у них с Сергеем.　

— Они развелись, а вы разве не знали?　

— Нет, — искренне удивился Вовка.　

— Она одна живет, воспитывает дочь. У нее свой дом под Парижем, ну, и, вроде бы, все в порядке. Вообще-то, если вас интересует, вам лучше с Борей поговорить, он завтра прилетает.　

— С каким Борей?　

— Иванов Борис Григорьевич, они, кажется, вместе в институте учились. Теперь он тоже в Париже, по части уха-горла-носа практикует. Он с ней общается, можете с ним встретиться.　

— С удовольствием.　

— Тогда запишите мой номер в гостинице и завтра позвоните.　

Вовка взял лист бумаги, записал номер телефона.　

Посетитель поднялся. Подполковник протянул ему на прощание руку.　

— Спасибо вам, Николай Николаевич, завтра обязательно позвоню.　

Посетитель удалился. Вовка растерянно опустился на свое рабочее кресло. Задумался.　

На следующий день Марголин позвонил по телефону, который оставил ему Николай Николаевич.　

— Да, да, здравствуйте, Владимир Анатольевич, — услышал он в трубке голос своего вчерашнего посетителя. — Мой товарищ сегодня приехал и ждет вас. Правда, его сейчас нет, ушел в город, но к шести обещал вернуться. Вам как, в шесть удобно?　

— Вполне, — ответил Марголин, — значит, в шесть часов у вас?　

— Договорились, Борис Григорьевич будет вас ждать.　

Вовка повесил трубку и еще раз подумал о Маше. Мысли о ней приятно грели душу. Сколько хорошего, чистого и доброго было связано с этой женщиной в его жизни.　

Марголин вместе с двумя своими подчиненными приехал в гостиницу ровно к шести. Часом раньше он проверил все данные обоих туристов, которые остановились в 407 номере. Оба эмигранты, в прошлом никакого криминала за ними не числилось, проживают в США, сейчас прилетели из Парижа. Живут одни, никто из посетителей к ним не приходит. Впрочем, Вовка и не сомневался, что они действительно привезли известие от Маши и что это не подстава. Но осторожность требовалась в любом деле, лишняя проверка не повредит.　

Вовка велел своим ребятам блокировать с обеих сторон этаж, где располагался 407 номер, никого туда не впускать и не выпускать. В кармане у него лежала портативная рация, и если в течение трех минут он не даст о себе знать соответствующим кодом, значит, случилось что-то нехорошее, и они должны действовать по обстановке.　

Поднимаясь в лифте, Вовка переложил свой «стечкин» из кобуры в левый карман куртки. Патрон уже загнал в ствол, предохранитель освободил курок. Из кармана Вовка руку вынимать не будет, от бедра, не целясь, запросто расстреляет любую подозрительную цель. За последние годы к подобным мерам предосторожности он привык. После четырех покушений по-другому жить и не будешь.　

Вовка остановился у двери 407 номера, расслабил левую руку, которая сжимала рукоятку пистолета, и осторожно два раза постучал. Тут же за дверью послышался голос Николая Николаевича, произнесшего на английский лад: