Борис Кантор - Побег

С приездом отца начались перемены. Наступила осень — то с заморозками, то с дождями. На огороде всё было убрано. Я редко выходил из избы. Отец снова исчез и появился, когда начал выпадать снег. Все заговорили о переезде.

Я смутно помню, как мы въехали на новое место — в дом на берегу озера. Этот дом был разделен на две части и имел два крыльца. В одной части поселились мы, а в другой жили старик со старухой. Они были хозяевами дома. Там был сарай, в который поместили нашу корову вместе с коровой хозяев.

Это место называлось Калтан; здесь начиналось строительство ГРЭС. Отец работал на этом строительстве, а Маня — в буровой разведке. Однажды она принесла мне странную обувь с загнутыми носками из толстой черной резины — чуни. Они были мне великоваты, но мать связала мне толстые шерстяные носки. Набив чуни сухой травой, которая называлась у нас загатом, и надев толстые носки, я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Мать сшила мне из старого ватника стеганые куртку и штаны. Теперь мне не был страшен никакой холод.

В ноябре на праздники мы катались на санках с другими мальчишками и девчонками. Но мое счастье длилось недолго — я заболел и проболел почти всю зиму. Я не помню, чем я был болен. Валя и Аня ходили в школу, Ванька убегал на улицу, мать всё время что-то шила, пряла шерсть и присматривала за мной.

Когда я чувствовал себя лучше, моим любимым занятием было чтение. Вначале я читал букварь, а потом Валя стала приносить из библиотеки детские книжки. Одной из первых книжек был «Мойдодыр». Я выучил его наизусть и мог декламировать, даже если бы меня разбудили среди ночи. Всем уже настолько надоел этот «Мойдодыр», что Валя пригрозила, что больше не будет приносить мне книжки, а отец коротко сказал: «Меру нужно знать, Владимир! Выучи что-нибудь новое!» Он всегда называл всех детей полными именами. Какой-либо близости к отцу я так и не почувствовал, но привык к тому, что он есть, и уже не чурался его. Я стал учить «Сказку о рыбаке и рыбке», которую в школе учила Аня. Она мне давалась с трудом, потому что там было много незнакомых слов. Я опять лез ко всем с просьбой объяснить мне эти слова.

Наконец меня выпустили на улицу. Почти весь снег уже стаял, всюду бежали ручейки. Я так ослаб за зиму, что бегать не мог и сидел на солнце в закутке около сарая, где мать бросила охапку соломы. Мне очень нравилось сидеть там. Напротив сарая, на большом дереве, было много птиц. Впервые я услышал скворцов. Может быть, я слышал их и раньше, но только в этом теплом закутке я наблюдал и слушал их подолгу и засыпал под их пение. Ко мне приходил Ванька и сидел со мной. Он-то и рассказал о скворцах и других птицах. После нескольких таких дней снова ударил мороз, и я опять сидел дома. Не знаю, что подействовало в эти солнечные дни с птицами на меня и Ваньку, но мы не дрались и вместе читали книжки. Оказалось, что я читаю лучше. Это сильно расстроило его, и он принялся за чтение с удвоенной силой.

Настали жаркие дни, и грязь на улице просохла. Понемногу я снова начал бегать и встретил по соседству с нами нескольких детей моего возраста или чуть постарше. Только я с ними подружился, как отец сказал, что скоро можно переезжать.

Оказалось, что за зиму отец и Маня срубили дом и поставили крышу. Я увидел его в первый раз в таком виде. Дом состоял из кухни и одной комнаты, но был пустой — стояла только печь. Самой интересной новинкой для меня была загнутая труба с рукояткой. Она проходила сквозь пол на кухне. Если покачать рукоятку, то из трубы лилась вода. Маня гордилась этой трубой, потому что она установила ее вместе с друзьями-бурильщиками. Стены дома внутри, как и снаружи, были бревенчатые, а между бревнами проложен мох. К дому примыкал сарай, а вокруг был небольшой участок, огороженный пряслом из жердей. С того дня мы все приходили к этому дому — кто с утра, кто после обеда. Мама, Валя и Аня копали огород и что-то сажали. Отец после работы делал стол и скамейки, кровати в два яруса. Вскоре мы в этот дом переехали.

У меня и Ваньки появилась новая обязанность — стоять в очередях за хлебом и другими продуктами. Я у него был посыльным. Незадолго до того, как подходила наша очередь, я должен был бежать к матери, и она шла в магазин с карточками, чтобы купить то, что продавали: хлеб, крупу, макароны, жир. Карточки нам не доверяли. Мы могли их потерять, или их могли у нас отобрать большие мальчишки, и тогда была бы беда. Аня и Валя ходили с карточками, но они могли стоять в очереди только после школы.

Когда мы вставали в очередь, всем записывали номер на руке химическим карандашом, и наблюдавшие за очередью милиционеры время от времени проверяли эти номера. В очереди стояли в основном женщины и дети, поэтому драк вначале не было, но ругань стояла всегда. Часто бывало, что в магазине кончались продукты, хотя очередь еще оставалась длиннющая. Вот тогда начинался бунт, приезжала милиция и разгоняла людей. Мы поскорее уносили ноги, чтоб нас не задавили. Потом мы снова вставали в очередь. Часто приходилось подниматься на рассвете и бежать в очередь. Лето стояло настолько жаркое, что нам обжигало босые ноги, когда мы бегали к магазинам, где улица была посыпана гравием.

Нам всё время приходилось поливать огород. И каждый раз мы благодарили Маню за насос. Огородом занимались мать и Валя с Аней. Они также доили корову утром и вечером. Корову отводили рано утром в стадо. Днем доить корову обычно ходила мать, так как девочки были слишком маленькие, чтобы таскать бидон с молоком.

Отец днем работал на строительстве ГРЭС, а вечером уходил косить или убирать сено. Мы получили право на сенокос где-то за рекой Кондома — благодаря ордену «Материнская слава». Идти туда было километра четыре, если не больше, и поэтому отец часто оставался ночевать на покосе, а утром шел прямо на работу. Мы его почти не видели.

Очереди делались всё длинней, а продуктов по карточкам продавали всё меньше. Становилось голодно. Но подоспели огурцы, морковь, помидоры, лук. Начали подкапывать молодую картошку. Наш огород рос хорошо благодаря насосу. На другие огороды на нашей улице было жалко смотреть. До ближайшего озера было около полутора километров, и у людей не оставалось ни времени, ни сил, чтобы таскать воду на полив. До ключа было ближе, но он пересох к середине лета. К августу и наш насос стал давать мало воды. Приходилось долго ждать, пока накачаешь полное ведро. На наши верхние улицы начали доставлять воду пожарными машинами, но наливали только по два ведра на дом — и больше разливали, потому что струя из шланга была слишком сильной. Для огородов толку от этой помощи не было — они уже посохли. Даже у нас картошка уродилась мелкая.

Настала осень, а с ней — уборка огорода. Выкопали картошку, морковь, брюкву, свеклу и убрали всё в подполье. Туда же поставили банки и бочонки с огурцами, капустой. Лук и чеснок развесили в плетях в кухне под потолком. Мать с отцом очень беспокоились, что еды на зиму не хватит, — а здесь еще урезали продукты по карточкам. Они говорили, что вся надежда на корову. Хорошо, что сена отец заготовил достаточно, но его нужно было еще вывезти с покоса, пока не украли. Свиней в этом году мы не держали.