Джанет Уинтерсон - Не только апельсины [litres]

– Не совсем, они просто другие, и с ними все весьма непросто. Ты знаешь, что такое аура?

Я кивнула.

– Так вот, какого демона ты получишь, зависит от того, какого цвета у тебя аура. У тебя – оранжевая, поэтому у тебя – я. У твоей мамы – коричневая, вот почему она слегка не в себе, а демона миссис Уайт и демоном-то не назовешь. Каждой из вас мы помогаем быть цельной личностью, и если вы будете нас игнорировать, то, скорее всего, развалитесь надвое или на уйму кусков. Все это часть парадокса.

– Но в Библии вас изгоняют.

– Не верь всему, что написано.

Мне снова стало нехорошо, поэтому я сняла носки и сунула в рот большой палец ноги в утешение. На вкус он был как пастилки для пищеварения. После я подошла к окну и раздавила несколько бутонов герани, просто чтобы услышать, как они чпокают. Когда я снова села, демон светился очень ярко и надраивал носовым платком крокодила.

– Какого ты пола?

– А какая разница? Это же, в конце концов, твоя проблема.

– Если я оставлю тебя у себя, что будет дальше?

– Тебя ждет тяжелое, иное время.

– Оно того стоит?

– Тебе решать.

– А Мелани у меня останется?

Но демон исчез.

Когда вернулись пастор и старейшины, я была спокойна, весела и готова принять свою судьбу.

– Я каюсь, – сообщила я, едва они вошли в гостиную. Пастор как будто удивился.

– Ты уверена?

– Уверена.

Я хотела как можно скорей со всем покончить, а еще я два дня ничего не ела. Старейшины опустились на колени для молитвы – и я с ними. Один начал что-то бормотать на незнакомом языке, и вот тут я почувствовала укол в шею.

– Уходи, – зашипела я. – Они тебя увидят. – Я приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть.

– Только не они, – откликнулся демон. – Они много болтают, но ничегошеньки не видят.

– Я не пытаюсь от тебя избавиться. Просто согласиться – лучший выход, какой я смогла придумать.

– О, чудненько! – захохотал демон. – Я только мимо проходил.

К тому времени старейшины уже распевали «Какого друга мы нашли в Иисусе», и я сочла благоразумным к ним присоединиться. В сущности все прошло очень быстро, и мама отправила в духовку баранью ногу.

– Надеюсь, ты будешь свидетельствовать в воскресенье, – сказал, обнимая меня, пастор.

– Да, – сказала я сдавленно, поскольку он прижал меня лицом к своему лацкану. – А Мелани что будет делать?

– Она уехала на время, – встряла миссис Уайт. – Ей нужно прийти в себя. Увидишь, через пару недель она будет в полном порядке.

– Куда она уехала? – вскинулась я.

– Не волнуйся, – утешил пастор. – Она в безопасности с Господом.

Как только они ушли, я направилась прямиком к мисс Джюсбери.

– Знаете, где она?

Она шире распахнула дверь.

– Очень скоро расскажу.

Мелани уехала к родным в Галифакс. Я сказала маме, что мне нужно провести ночь в церкви. Она как будто поняла, и я заставила мисс Джюсбери отвезти меня за двадцать пять миль туда, где мне действительно следовало быть.

– Заберете меня в семь утра, ладно?

Она кивнула, прикусив губу.

– Вы же знаете, что мне надо с ней увидеться, убедиться, что у нее все хорошо.

Как только стемнело, я позвонила в дверь.

– Мелани тут? – спросила я открывшую мне женщину. – Я ее подруга. Из школы.

– Да, входи.

– Нет, спасибо, не надо. Просто спросите у нее, не выйдет ли она.

Мелани подошла к двери. Увидев меня, она попыталась ее закрыть.

– Мне надо с тобой поговорить, – взмолилась я. – Поднимайся наверх через полчаса. А я поднимусь сейчас и буду тебя ждать.

Кивнув, она дала мне проскользнуть в дом. Я слышала, как она очень громко прощается и запирает дверь. Никто ничего не заметил.

Это был переломный момент, и я заснула в изнеможении.

Передо мной простиралась огромная каменная арена, местами осыпавшаяся, но все еще определенно круглая. В дальнем конце из грузовиков вывалилась прямо на траву толпа мужчин и женщин. Большинство были изувечены, у всех – номерки на шее, я услышала, как стражник говорит: «Это ваш новый адрес». Узники держались очень тихо, без сопротивления построились и пошли к массивной каменной орудийной башне. В башне были маленькие ниши с номерами, которые соответствовали номеркам на шеях у узников. В центре башни уходила вверх по спирали винтовая лестница. Я начала подниматься со многими другими, но всякий раз, когда мы проходили мимо ниш, их обитатели старались нас отпихнуть. К тому времени, как лестница закончилась перед стеклянной дверью, я осталась одна-одинешенька. Надпись на двери гласила: «КНИЖНЫЙ МАГАЗИН. ОТКРЫТО». Я вошла. За прилавком стояла миловидная женщина, еще несколько человек листали книги у полок, и стайка девушек переводила «Беовульфа» [45] «Беовульф» – произведение средневековой героической поэзии, относящееся, по разным данным, к концу VII или к первой трети VIII века. Поэма написана на древнеанглийском языке. .

– Привет, – окликнула меня продавщица. – Может, сначала осмотришься, а после займешь место какой-нибудь девушки, когда придет пора двигаться по кругу?

– Где я?

– Там, где все, кто не может принять окончательное решение. Это Город Упущенных Шансов, а это – Комната Последнего Разочарования. Понимаешь, можно сколько угодно карабкаться вверх, но если уже совершила Главную Ошибку, все равно окажешься здесь, в этой комнате. Ты можешь изменить свою роль, но тебе ни за что не изменить обстоятельств. Теперь уже слишком поздно, и поезд ушел. А я вот-вот стану покупателем.

– Дженет, – произнесла Мелани. – Похоже, у тебя температура.

Она сидела рядом со мной и пила чай. Выглядела она усталой и какой-то помятой, как сдутый воздушный шарик с остатками воздуха. Я коснулась ее щеки, но она, поморщившись, отстранилась.

– Что они с тобой сделали? – спросила я.

– Ничего, я раскаялась, и мне сказали, что я должна уехать на неделю. Мы больше не можем видеться, это неправильно.

Она потянула одеяло. Я больше не могла этого выносить. Думаю, мы обе наплакались так, что заснули, но в какой-то момент ночью я потянулась к ней и поцеловала ее – и целовала до тех пор, пока мы не начали потеть и плакать со сплетенными телами и опухшими лицами. Она все еще спала, когда я услышала гудок машины мисс Джюсбери.

На следующий день у меня случилась моноцитарная ангина.

– Это ее гуморы, – объявила моя мама.

Несомненно, среди благочестивых бытовало убеждение, что Господь очищает меня от демонов, и не оставалось сомнений, что я буду с радостью принята в лоно церкви, как только поправлюсь.

– Господь прощает и забывает, – сказал мне пастор.

Возможно, Господь-то забывает, а вот моя мать нет. Пока я тряслась от лихорадки в гостиной, она сантиметр за сантиметром прочесала мою комнату, нашла все письма, все открытки, все мои заметки и как-то вечером сожгла их на заднем дворе. Есть разные формы предательства, но сути это не меняет: предательство остается предательством в любом его виде. Той ночью на заднем дворе она сожгла гораздо большее, чем письма. Едва ли она знала. В своих глазах она все еще оставалась королевой, но перестала быть моей. Перестала быть моей Белой Королевой. Стены защищают и стены ограничивают. В природе стен заложено, что однажды они падут. Падение стен – следствие гордыни.