Дэвид Лодж - Для англоманов: Мюриэл Спарк, и не только

Если для многочисленных британцев с громоздкими камерами 1857 год стал началом гигантского «индийского проекта», то для капитана британской армии Линнея Трайпа (Linnaeus Tripe, можно звать его и на латинский манер, Линнеусом Трайпом, впрочем, в таком случае, великий шведский натуралист превращается в Карла Линнеуса) это было концом его собственного начинания. В июле 1856 года, перед сипайским восстанием, Линней Трайп получил должность официального фотографа колониальной администрации Мадраса. В марте 1857 года он начал работу, которую пощадили неудобства военного времени — возмущение не распространилось на эту часть Индостана. В апреле 1858 года Трайп завершил путешествие по Западной Индии, сделав десятки снимков в Шрирангаме, Трихинополи, Мадураи и многих других местах. Вернувшись в Мадрас, он принялся снимать так называемые мраморы Эллиота — коллекцию древних буддийских скульптур и орнаментальных фрагментов, открытых Уолтером Эллиотом, антикварием, знатоком языков, членом Мадрасского управляющего совета. Наконец, в мае 1859 года 50 снимков Трайпа были представлены на выставке Мадрасского фотографического общества — и признаны лучшими. Впрочем, золотой медали Трайп не получил, так как — состоя на службе — уже не мог считаться любителем. Через два месяца того же года должность Линнея Трайпа была сокращена — администрация Мадраса официально уведомила о своем отказе от услуг его и его фотоателье. Расстроенный капитан колониальных войск отправился поправлять здоровье на родину, в Англию, откуда вернулся в Индию в 1863 году — уже для прохождения дальнейшей военной, а не фотографической, службы. Десять лет спустя его произвели в полковники. Трайп еще что-то фотографировал, но мало — да и, кажется, стал терять интерес к этому занятию. Главные объекты его поздних снимков, в основном, старые храмы; не будучи понуждаем запечатлевать городские виды, природные ландшафты и фортификационные сооружения индийских земель, Линней Трайп с головой ушел в «эстетическую фотографию», где нет современности и нет людей. Только мертвые развалины. Новоиспеченный полковник Трайп покинул Индию в 1873-м, в следующем году он вышел в отставку и вместе с семьей поселился в маленьком городке Давенпорте, где и скончался в 1902 году в возрасте восьмидесяти лет. Фотографией Трайп больше не занимался, а интересовался геологией и палеонтологией, собирал ракушки и окаменелости. Многие из них он передал потом в Британский музей и в брюссельский Музей естественной истории.

В августе 2015 года в Музее Виктории и Альберта — а где же еще? — проходила выставка фотографий Линнея Трайпа. Сразу скажу — это было самое политически-актуальное арт-событие середины нашего десятилетия. Чего, впрочем, никто не заметил — на выставке почти не было посетителей. За те сорок-пятьдесят минут, что я провел там, разглядывая прекрасные ржавые картинки старой Англии, Индии и Бирмы, на выставку заглянули ровно два человека, отец и дочь-тинейджер. Они явно оказались там случайно: бродили-бродили по огромному музею, не туда свернули, увидели очередь в одну из дверей, решили полюбопытствовать, очередь неприступна, ее охраняют многочисленные вежливые юноши и девушки в музейной униформе, зато рядом еще есть одна дверь, отчего не попробовать? И вот — пустая длинная вытянутая комната, увешанная каким-то непонятным старьем. Как сказала дочка папе: «Вау, какие большие церкви!»

Церкви и правда большие — тут и индуистские храмы, и буддийские ступы, и мечети. Трайп снимал все это, а плюс еще — улицы городов и поселков, пейзажи, обнаруженные англичанами реликты древности, некоторые приметы уже нового времени, вроде рангунской пагоды, переделанной колонизаторами в сигнальный пост. Есть даже снимки оборонительных сооружений, возведенных местными раджами, так что разведзадача, вроде бы, выполнена и деньги Короны потрачены на фотографические радости капитана Трайпа не зря. Хотя, конечно, толку от этой фортификации никакого — мощные, на первый взгляд, стены в пух и прах уничтожаются британской артиллерией. Но даже и этого не понадобилось — в краях, где снимал Трайп, военных действий не велось. Так что, в каком-то смысле, скупость администрации только что созданного раджа понять можно — незачем швыряться бюджетными средствами. Фотоателье закрыть, а фотографа направить в строй.

Сначала о самой выставке, а уже потом о ее непреходящем значении. Вход в эту пустую темноватую комнату Музея Виктории и Альберта находился рядом с Маккуина, именно туда тек непрекращающийся поток людей, даже тех, кто обычно в музеи не ходит. Виктория и Альберт (V&A), как и другой главный имперский музей Лондона, Британский, умеет заманивать подобную публику. В 2013-м здесь показали параферналию Дэвида Боуи, всю красу его костюмов, картин, фотографий и мелких документов, вроде черновика текста песни Heroes. Потом V&A еще решительнее вдарил по гламуру. Боуи — фигура промежуточная между авангардом, андерграундом и поп-культурой, он единственный удержал удивительно точный баланс канатоходца, не рухнув ни в одну из пропастей под ногами. А вот уже Маккуин — это понятно про что. С другой стороны, V&A — музей хоть и искусств, но все более прикладных, да и вообще самое там интересное — не считая редких великих выставок — это слепки со знаменитых скульптур самых разных эпох. Галерея V&A населена мрамором, гипсом и бронзой так густо, что, кажется, это толпы совершенных и не очень совершенных тел пришли на поклон к почти вечной королеве и ее столь рано ушедшему от нас супругу. Британский музей — имперский, потому что он про весь мир, над которым не заходит солнце; здесь в точном смысле реализована уже упомянутая формула «знание — сила». Музей, где собрано знание практически обо всем мире в самые разные его эпохи, претендует на то, чтобы иметь силу, власть и над географией, и над историей. У V&A задача немного иная — он о плененном, скопированном и воспроизведенном Прекрасном. В Британском музее власть Британии над миром носит характер научный и идеологический, а здесь, в V&A, — эстетический. Не зря же через дорогу от музея — Альберт-холл и Королевский колледж искусств. Чуть дальше тылы эстетической власти прикрывают все-таки более надежные Музей науки и Империал-колледж Лондонского университета.

В общем, посетители выставки Александра Маккуина, даже если они и не подозревали об этом, приносили оммаж Британской империи, которая раньше представляла собой несметные владения и бесчисленные племена, направляемые цивилизующим скипетром королевы Виктории, а сейчас искусно поддерживает господство лишь с помощью своей (действительно первоклассной, не поспоришь) поп-культуры. Собственно, две рядом расположенные выставки в V&A были про империю и власть, но только в разные времена. Соответственно, народ валил туда, где власть современная, подстроенная под его, народа, нехитрый разум. Никакого высокомерия: народ хочет именно то, что получает.