Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

— Капитан третьего ранга Голубенко доклад окончил!

— Вопросы будут к докладчику? — поинтересовался командир.

— Как Аллах по душе босиком походил! Какие тут вопросы, — сразу отрезал все вопросы механик.

Так и осталось непонятным, усвоил ли замполит, что такое патриотизм или нет: если встретите там, где среди берёз кони скачут в закат пастись, спросите, ладно? А Борисыч умер уже — тромб. Сейчас там на небе читает, небось, и улыбается — вспоминает. И мы вот, Борисыч, видишь, вспоминаем. Светлая тебе память, дружище, и не скучай: скоро (а с точки зрения Вечности вообще всё скоро) увидимся. Займи там нам места пока в Вальхалле поближе к блюду с мясом и кувшинам.

Как мы с вами уже разбирали на основе недюжинных познаний мировой литературы, всё сущее стремится обрести форму и как можно быстрее достигнуть высшего её состояния — красоты. А вот что делать дальше этой самой красоте, когда она посмотрит вокруг и подумает: мать твою, куда я попала, да тут же сплошные опасности, как ни плюнь! Да как это нет? Да вот же — просто гроздьями: природные катаклизмы, агрессивная среда обитания, хищники, охотники, учёные и трюмные матросы из Киргизии; и это лишь малый перечень поджидающих красоту опасностей в нашем мире. И что делать этой самой красоте, ежели она хочет выжить, а не просто мелькнуть шальной звездой на горизонте? Мировая литература как-то стыдливо замалчивает этот вопрос, но мы-то с вами знаем, что надо делать — защищаться. И красота, конечно, не опускает лапки в беспомощном пессимизме, а берётся за дело засучив рукава. Маскировочная окраска, устрашающий вид, угрожающие формы, броня… и вот уже почти от всего защищены изящные создания — почти от всего, кроме учёных и трюмных матросов.

— А вас, Михаил, я попрошу остаться! — закончил командир очередной утренний сбор командиров боевых частей и дивизионов.

— Слушай, — продолжил он, когда все разошлись, — а ты не в курсе, отчего интендант вьётся вокруг меня с трагическим лицом и сыплет мне на следы театральные вздохи?

— А почему вы думаете, что я в курсе?

— Потому что я у помощника спросил, у старпома спросил, следующий на очереди комдив три у меня. Логика это называется.

— Надо же, прямо как в кино про Шерлока Холмса попал. Ну да, знаю. Наверняка даже.

— Докладывай.

— В общем, продукты у него в правой провизионке вот-вот испортятся, а вам жаловаться напрямую не хочет, чтоб я на него не обиделся, вот и устраивает представление в надежде на вашу чуткость.

— Надо же, какой я чуткий! Вроде мелочь, а приятно! Ну иди! А, нет! Постой! Я же не разобрался ещё, тьфу ты, совсем размякну скоро! Давай, докладывай дальше.

— Холодилка сломалась, тащ командир, чиним изо всех сил!

— Так вы вручную её, чтоб продукты не портились, а как продукты доедим, так и чините потом, а пока — вручную, ну потерпите же?

— В смысле? Я не совсем сейчас понял.

— Ну там же автоматика сломалась? Я же всё время… вы же тут жужжите постоянно, так я нахватался уже, по верхам. Сам скоро во всём этом разбираться начну. Хотя на чорта оно мне?

— А, так нет, мы уж давно вручную, автоматика там … эээ… ну лет семь уже как не работает. Сейчас компрессор полетел, а ЗиПа на него нет на борту. Дали заявку в дивизию, но это же когда их дождешься, сами понимаете.

— Понимаю, да. Слушай, ну а договориться там, с другого борта… того?

— Тащ командир, ну так это же…

— Я знаю, что это — это. Ну так что, не сможешь, что ли?

— Конечно смогу. Да я вообще не об этом, я в том смысле, что валюта нужна. Компенсация, как бы, морального вреда.

— А, вот ты про что! Я уж подумал, воровать стесняешься! Будет тебе валюта, я старпому дам указания! Занимайся!

— Ну сейчас, как вы уйдёте, так я и займусь сразу.

— …?

— Типа вы не в курсе, если что. А так свидетелем же пойдёте, я же не могу командира своего подставлять, а следствию врать потом и непонятно ещё — смогу или нет.

— Доложишь потом. Штирлиц.

— Есть!

«Так, — подумал Миша, когда остался в центральном почти один (дежурный по кораблю был из штурманов: в терминологии неизбежно запутается и ничего потом не вспомнит, а трюмный на «Молибдене» из своих и всё равно пойдёт в подельники), — ну, по традиции, начнём с двести второй!»

— Алло! — ответила двести вторая незнакомым (а значит, кто-то из молодых) голосом.

— Алло? Что за разгул демократии с признаками анархического бунта на недавно боевом корабле, я не понял? Представляться не учили?

— Прошу прощения! Помощник дежурного по кораблю, мичман Такой-то!

— То-то же. Комдив-три на борту?

— Так точно!

— К телефону.

— Есть!

— Ох, не дадут очей сомкнуть самому опытному командиру дивизиона в дивизии…

— Андрей, это я, Миша, не запрягайся!

— А, Миша! Ну здорово, Миша, что надо?

— А чего сразу что надо-то? Может, я так позвонил, как дела твои узнать?

— Ага, может, и так. Нормально мои дела, вчера в отдел кадров ходил и проверял — подшиваются. Ну так что?

— Компрессор ухэпэшный есть?

— Есть.

— Дашь?

— Дам.

— Ну так это… я пришлю бойцов?

— Ну так присылай.

— Подожди (Миша заподозрил неладное). А рабочий компрессор? Есть?

— Не, рабочего нет. Только два мёртвых.

— Так… а чего ты?

— А чего я? Какой вопрос — такой и ответ. Ты же про рабочие не спрашивал.

— Ну ладно, отбой тогда!

— Быстро же у тебя интерес к моим делам пропал!

— Сначала дело, амиго! Развлечения — потом!

Следующей в очереди на донорство органов стояла тринадцатая: в море на ней ходили не так давно и была она ещё в довольно свежем состоянии, но будущее её было так же ясно, как теория квантовой связанности на примере носков — корабль отстоя.

— Алло, Петрович? Это Миша! Ваш этот, на котором всё держится, на борту?

— Тут, да. Позвать?

— Михаил? За что мне судьба дарит удовольствие вас слышать?

— Толик, слушай, у тебя компрессоры ухэпэшные есть же?

— Есть.

— А рабочие?

— Один.

— Мне нужен. Срочно!

— Ну братан, нужен, значит нужен, ёпта! Три.

— Уася, да ты опух там, штоле, три?

— Да чего сразу? Это же компрессор целый, а не гайка!

— Значит так, слушай сюда: один ты мне должен, так?

— Я думал, ты забыл!

— Нет.

— А мог бы!

— Но нет. Дальше. Мы с тобой друзья? Друзья. Поэтому — ещё минус один.

— Да ты меня в минуса сейчас загонишь!

— Да не, хотя мог бы.

— Один?

— Целый.

— Сука, шкуру с меня живьём снимаешь!