Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

— Ну так договорились, или мне на семнадцатую звонить?

— Ладно — идите, кровопийцы! Когда придёте?

— Ну час-два, соберу нукеров своих и придём.

— Жду!

— Говорил командир, да, — старпом от бумаг даже головы не поднял, — сколько надо?

— Э… два!

— Два? Ничосе! — старпом даже ручку бросил. — Два литра шила? За сраный компрессор вот такусенького размера?

— Вы, можно подумать, знаете, какусенького он размера!

— Догадываюсь — не первый раз замужем. Но два! По мне, так многовато!

— Вообще, три сначала было! Это я литр сторговал, потому что они мне должны! Так что два! А! Нет же: выходит два и литр вы мне теперь должны будете!

Старпом аж головой потряс от такой наглости:

— А с чего, неловко даже спрашивать, мы так обнаглели?

— А с того, что ухэпэшка стоит, продукты портятся, а компрессор сам себя на тринадцатой не открутит, сюда сам себя не принесёт, а потом тут сломанный не открутит и на тринадцатую не поставит.

— И?

— И продукты испортятся?

— И?

— Ну и… вот.

— То есть ты меня сейчас шантажируешь тем, что мне тебе придётся взыскание выписывать? Так, что ли?

— Ну и ладно. Мало ли, я подумал — вы сильно заняты и пронесёт.

— Давай тару. Пронесун. Два, так уж и быть.

Трюмные матросы во главе со сверхсрочником Пашей уже толкались в «Приливе» и дружно курили.

— Да когда же вы накуритесь уже, а? — Миша сам не курил и, сколько ему ни предлагали, учиться отказывался. — Паша, инструменты взяли?

— Так точно!

— Верёвку?

— Да зачем, тащ, талью ихней через погрузочный вынимем!

— Паша. Я же сказал, взять с собой верёвку, и какая тебе, блядь такая, разница, зачем? Может, я тебя повешу уже, заебал ты меня до такой степени!

— А чего я-то?

— А чего и не ты-то? Давай бери верёвку и догоняй. Остальные — за мной!

А Паша, расскажу вам, пока наши герои идут до соседнего пирса, уникальный был боец. Такое складывалось ощущение, что он уже родился уставшим от работы и лень была его обычным равновесным состоянием души. Но при этом, а скорее, из-за этого, всю поручаемую ему работу выполнял наиболее эффективно, быстро и одной только смекалкой. Золотой практически был боец, хоть и распиздяй редкостный.

Третий комдив тринадцатой ждал на пирсе.

— Э, а взамен где компрессор сломленный?

— Толик, да я твой поставлю сначала, а к вечеру мы тебе свой притащим.

— Точно?

— Сочно. Пошли уже — а то мои вон за сигаретами опять тянутся, устали от перехода, тут же вон метров двести целых. Э! Отставить перекур! В трюм седьмого шагом марш!

Компрессор скрутили быстро: да чего там скручивать? Даже со всей своей бронёй он представлял собой бочонок с покатыми бочками, верхом и низом, примерно по колено ростом и шириной в охват одного длиннорукого человека, но, сука, тяжёлый.

И только потащили его из трюма, как командир тринадцатой злым голосом приказал всей вахте собраться в центральном посту.

— Толик, а что-то папа у вас злой сегодня, да?

— Что-то да. Так, бойцы, сидеть в трюме и не высовываться, а мы, Миша, пошли-ка в разведку сходим.

Притаившись на трапике девятнадцатого отсека, Миша с Толиком узнали, что командир тринадцатой не просто злой, а пылает праведным гневом по поводу наплевательского отношения к вопросу сохранения социалистической собственности. Отпылав, командир потребовал категорически усилить, углубить, расширить и укрепить основную задачу крейсера отстоя, а именно сохранность вверенной матчасти. И чтоб, блядь, ни один болт, ни одна, сука, прокладка! А то приняли тут моду! И церемониться он больше не собирается — если что, то детскую присказку про глаз и жопу он реализует самым непосредственным образом, и это в профилактических целях, а в качестве наказания, не дай бох кого словит, то лучше им и вовсе не знать!

— Слушай, — прошептал Толик, — думаю погрузочный сейчас открывать не стоит.

— Абсолютно с вами согласен, коллега! Понесём через рубочный — так меньше шума будет.

— Потом на чай ко мне, пусть там твои сами несут.

— Ну Толя…

— Ну Миша…

— Ну ладно.

Влезть в люк вдвоём с компрессором не получалось — решили поднимать сверху верёвкой.

— Паша. Что это?

— Михал Юрич, ну как. Верёвка. Вы же сами приказывали.

— Это — верёвка? Паша, у шиншиллы хуй толще, чем этот шнурок!

— Михал Юрич! Лично плёл! Она, вы не смотрите, что с виду, а так на ней весь этот пароход утащить можно!

— Паша, блядь…

— Михал Юрич…

Компрессор опутали и обвязали, но в люк поддерживать его сажать никого не стали (техника безопасности называется), а тянули сверху втроём (больше вокруг люка не вмещалось). Миша стоял внизу, сбоку от люка, и молился (блядьсукасукасукаблядьблядьблядьнупожалуйста) — компрессор вылезал из нутра рывками, бумкаясь то о трап, то о манометры, то о стенки люка. И главное, думал Миша, чтоб, когда эта ебучая верёвка порвётся и компрессор жахнется на палубу, он палубу эту не пробил, потому как ровно под люком и сидел сейчас командир. И ладно ещё, что все в центральном обосрутся от звука упавшего с восьми метров на железную палубу железного компрессора весом с молодого телёнка… Но убить командира, распекающего вахту за попустительство к воровству ворованным компрессором в процессе воровства — ну форменный же моветон. Но пронесло (наверняка из-за правильной молитвы), и компрессор глухо и тихонько стукнул на рыбины вокруг рубочного. Облегчение быстро вытолкало Мишу следом.

— Так! Ну-ка, сигареты убрали! И бегом на корабль! Паша, головой отвечаешь! Донести аккуратно и поставить! Я сейчас рассчитаюсь и приду! И смотрите у меня!

Чай пили недолго: так, по стакану хлопнули ну и разговоров поразговаривали на полчаса, может; до серьёзных тем даже не дошли — компрессор взывал к Мише и требовал его присутствия при своей замене.

— Ну постой со мной на мосту, пока я дуну, — согласился Толик, что Мише уже и правда пора.

— Вот зачем вы курите, понять не могу? — с мостика открывался красивый вид на почти чёрную гладь воды, заснеженные сопки, блестевшие, словно кристаллы, на первом солнце, дымку мороза где-то вдали, мелкие отсюда фигурки верхних вахтенных в тулупах и чёткую борозду в снегу от трапа тринадцатой до соседнего пирса. — Воздух-то какой, а? Прямо стаканами черпай и пей!

— Вот поэтому через фильтр и дышу — боюсь отравиться! А что у тебя с лицом, Миша?

— А эта борозда в снегу была?

— Нет, это абсолютно незнакомая мне борозда. Интересно, откуда она взялась?

— Вот ушлёпки, а? Ну ты посмотри на них, а! Ну бля…

— Ушлёпки, да. А что за ушлёпки?

— Да они компрессор на верёвке так и потащили, Толя! Ну ты подумай! Компрессор! На верёвке! По снегу! Ладно, я побежал, пока они так прямо не включили, скоты ленивые!