Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

Идём на цыпочках к каюте зама (Борисыч уверенно топает), ждём за дверьми.

— Шу шения, тащ капитан второго ранга! Да не, пусть приоткрыта будет, жарковато тут у вас, нет? Мне так да. Вопросик у меня к вам, по делу.

— По делу? Надо же! Конечно! Задавайте!

— Вот здесь вот у вас, смотрите, я тут изучал перечень тем… Надо же, знаете, подготовиться… Личный состав — он же не то чтобы совсем, но мозг имеет, к нему с кондачка не подскочишь!

— Совершенно верный подход!

— Ну так. И вот не знаю, как вот к этой теме подступиться. Вот, смотрите, пункт восемь: «Патриотизм».

— А… ну да, есть такая тема. А что тут непонятного?

— Ну я бы сказал, что вообще ничего. Что это вообще такое?

— Патриотизм?

— Ну.

— Ну как «что такое патриотизм»?

— Ну так. Что такое патриотизм? Научите меня, серого, а я уж своих потом, так сказать, по самые помидоры.

— Ну как же вы не знаете, что такое патриотизм?

— Ну вот такой пробел у себя нашёл и прошу вас его залатать. Я же механик, что с меня взять?

— Странно даже такое слышать.

— Но тем не менее.

— Это же очевидно. Патриотизм — это любовь к родине! Всё у вас? А то мне в штаб пора по делам? — мы за стенкой понимающе закатили глаза.

— Нет, подождите, штаб не волк — в лес не убежит. Я, понимаете, спасибо маме, конечно, что не родила минёром, но страдаю от своего прагматичного склада ума, да и вообще от того, что он у меня есть. Я как сугубо примитивная душа сермяжного порядка привык, знаете, оперировать конкретными понятиями, а не вот этой вашей метафизикой или, прости меня, оспаде, философией.

— Позвольте, да где же здесь метафизика?

— Да везде. Вот мне была непонятна одна неопределённая величина, а вы мне предложили вместо одной оперировать тремя неопределёнными величинами. И что же мне теперь делать?

— Какими такими тремя?

— Ну как же какими: патриотизм, любовь и родина. Все три, я считаю, имеют довольно далёкое отношение к измеряемым величинам. Да ладно ещё я, а матрос? Матросу-то что скажу в его голубые от чистоты мозга глаза?

— Вы не знаете, что такое любовь и родина?

— А вы знаете? Ну вот что такое любовь?

— Ну как? Чувство, — в этом месте зам сделал характерное движение двумя руками в районе бёдер.

— Э…?

— Ну, вы понимаете.

— Нет, не совсем. Ну хорошо, хорошо, упростим задачу, мы же с вами люди образованные, классиков почитываем…

— Не без этого…

— … и не только марксизма-ленинизма. И, допустим, мы понимаем, что такое любовь. Допустим.

— Уже хорошо, правда?

— Нет. Как по-вашему, любовь — требует взаимности? По-моему, так — да. Я объясню, погодите шинель надевать. Вот вы мужчина видный, но даже теоретически, ну знаете, в молодости там или в ранней юности, пока прыщи ещё не прошли, любили кого безответно? Ну наверняка же было, ну хоть в детском саду? И сколько, по вашему мнению, может длиться невзаимная любовь, если у человека всё в порядке с психикой?

— А при чём тут невзаимная любовь?

— Ну при этом вот нашем деле. Родина меня… — и Борисыч сделал характерное движение двумя руками в районе бёдер. — А я её когда буду? — и опять это движение. — Я-то её люблю, вопросов нет, а вот она меня когда начнёт в ответ? Сколько ждать и рыдать по ночам в подушку?

— Как же это вас родина не любит?

— Вот и я не понимаю, как меня можно не любить… А у неё как-то получается!

— У кого — «у неё»? Вы совсем меня запутали!

— У родины, у кого же ещё! А вот мы, кстати, подошли и к этому определению. А родина — это что такое?

— Ну как что, страна наша!

— Чья ваша?

— Наша с вами. Вот вы откуда родом?

— Из Запорожья. Но какая разница: место рождения о чём говорит?

— Ну как же! О том, кто вы есть!

— А если щенок родится в конюшне, то он лошадь, по-вашему выходит? Важно же, что он пёс, правильно?

— Верно! Видите, вы и сами всё понимаете!

— Нет.

— Ну как же нет, если да. Вы же русский человек, и неважно, где вы родились.

— Блядь, ну да. Отец у меня хохол, мама — бульбашка, так какой я, если не русский? А нет, погодите, мама-то у меня из Бобруйска, отчасти я, может быть, даже и еврей, то есть точно русский тогда выходит!

Помолчали… Слышно было, как зам думает.

— Ну, в конце концов! Вы же гражданин Российской федерации!

— Нет.

— Как нет?

— Никак нет. Возмутительный факт, правда? И присяга у меня Советскому Союзу, предвосхищая ваш следующий вопрос. Да что у вас с глазами? У нас пол-экипажа таких. Мы вон даже с Овечкиным давеча в ЛДПР вступить пытались, чтоб с флота нас не выгнали, и то не удалось. Но это из-за Овечкина, я думаю, невезучий он. Помолчали…

Было слышно, как зам паникует.

— Александр Борисович! Мне сейчас в штаб срочно нужно. Простите, но я вынужден прервать нашу беседу!

— Нет, давайте на паузу поставим. Я вас ждать буду. Вы со штаба вернётесь, а я — тут как тут!

В тот день зам из штаба так и не вернулся: завалили, видимо, работой. Ближе к закату (условному, конечно, а не к трём ночи) из штаба притопал командир.

— Позови-ка мне, Эдуард, этого вашего светоча мысли, этот пытливый ум маслопупой боевой части.

— Кого это, тащ командир? Так-то и я под описание подхожу.

— Поумничай, и ты пизды получишь.

— А, так вам Борисыча позвать?

— Почему повязка дежурного грязная?

— Да я звоню же уже, тащ командир, звоню! Бори-сыч! Тебя командир в центральный! Срочно, Борисыч, беги прямо, дружище, а то меня с дежурства по кораблю сейчас снимут!

— Борисыч. Сядь-ка вот сюда, дружок. Как дела у тебя?

— Да как. Ну нормально, в общем.

— Жена?

— Ага.

— Сын?

— Вполне.

— Собака?

— Да.

— Так какого хуя?

— Какого хуя что?

— Вообще.

— Ай ну, потому что.

— Ну это понятно. Слушай, что хотел-то. Зама тут нашего в штабе встретил. Крайнего. Жаловаться на тебя изволили. Мол, издеваешься над ним.

— Я?

— Да не пучь глаза, херувим. Ты. По какой теме хоть праздник?

— Да по темам его занятий, что он командирам групп выдал на новый период обучения.

— А ты тут причём?

— Ну я же командир группы!

— Так группы-то у тебя нет.

— А зам откуда это знает?

— Справедливо. И что там в темах этих?

— Слушайте, да всё как и было, только слово КПСС вычеркнуто. Ну это ладно, прошу его объяснить мне, что такое патриотизм.

— А он?

— Про любовь к родине мне втирает.

— К чьей родине? К твоей или его?

— Ну так вот это я и пытаюсь выяснить!

— Про готовность живот свой положить на поле боя не пел тебе ещё?

— Нет, сбежал в штаб, видно, на консультацию.

— Ну ты это, держи меня в курсе событий, только смотри там, палку не перегни, а то сбежит и пришлют какого-нибудь долбоёба.

— В смысле? Ещё одного?

— Нет, в смысле, другого, непривычного. Всё, вольно, разойдись.

На следующий день зама на корабле не было, и на следующий за следующим тоже не было, но Борисыча так просто было не взять. Человек, за плечами которого не одна автономка, умеет ждать.