Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

Доктор выспался ближе к вечеру, но ещё сильно засветло. Сел, потёр глаза, посмотрел вокруг.

— Ну когда домой-то уже, а? Сколько можно уже тут сидеть? Что вы за люди? Сидели бы и сидели сиднем и ничего не делали бы, нет бы на диване перед теликом полежать или с книжкой. Пришли ваши грибы, нет? Товарищ командир, я категорически предлагаю!

— Бухтит уже, тащ командир, — заметил старпом, — проспался.

— Но ещё какие-то нежные нотки слышны в голосе, да? Значит пьян. Ну всё — выдвигаемся!

По дороге все собирали грибы, а доктор нашёл у себя бутылку пива, но никому не дал — потому, как только литр и самому мало. Набрали и доктору ведро грибов, молча поставили ему в прихожей, когда домой его заносили, — он от усталости и не заметил.

— Вахлаки! — ругался доктор в понедельник на весь центральный пост, — Ну вот кто так поступает! Что за подставы такие? Я семь лет жену убеждал, что грибов не собираю потому, как не умею, а теперь что? Семь лет трудов насмарку! Какой ты у меня, говорит, Вовчик молодец и умничка! Научился, наконец! Уж на следующие выходные мы с тобой! Уж будь уверен! Дорогая, возражаю, но это не мои грибы, я их вообще первый раз вижу и мне их подбросили! Да, смеётся, ври мне, мне ври, скажи ещё, что это тебе, язве прободной, люди насобирали, вместо того, чтоб себе брать! Да, милая, так и было! Я же доктор! Я же уважение и почёт, понимаешь? Да, да, понимаю, пошли в военторг за сапогами тебе сходим…и как дальше жить прикажете?

— Доктор, ты кончил? — уточнил командир.

— Нет, только завёлся!

— Ну тогда ответь на мой вопрос про готовность медицинской службы корабля к сдаче задачи номер один.

— Медицинская служба готова, но послушайте…

— Обязательно, доктор! Обязательно послушаем, а сейчас иди в амбулаторию.

— Но там же никого нет!

— Вот именно поэтому ты там и будешь рассказывать, а нам не мешай — у нас тут работа, понимаешь? И мы сейчас будем её напряжённо работать.

Каждый наш доктор, мне сейчас подумалось, тащил за собой в экипаж свою карму и не всегда по своей специальности: кому зубы рвать приходилось пачками, кому гипнозом бородавки выводить, кому операции проводить. А Вова принёс с собой переломы и рассечения плоти — в основном в море накладывал шины, лепил гипс и зашивал.

— Как тебе, — спрашивал Вова, — лоб зашить: крестиком или гладью? Я, знаешь, могу и кораблик тут изобразить, так руку уже набил.

И хотя был он по специальности терапевт, но руки и ноги срастались ровненько, а швы следов за собой практически не оставляли — ну и кому какое дело было до его хмурости? Тем более, что быстро его все раскусили — хмурился он, на самом деле, от доброты и желания казаться солиднее. Ну и пусть себе — жалко, что ли? Лишь бы человек был хороший, вот что главное, а хмурый он или весёлый, ругается матом или шепчет вензелями изящной словесности, — то дело десятое.

Осень разболелась вдрызг. Куталась в плотные туманы, чихала дождевой моросью, вздыхала холодными ветрами и всё никак не могла решить — умереть ей уже окончательно или оправиться и покрасоваться ещё. От этой её нерешительности решительно устали все вокруг. И море уже не успокаивалось и ворочало своими чёрными боками с утра до ночи и потом дальше — до утра (будто укладываясь на зиму в спячку, хотя мы-то знаем, что нет, но как бы да). И земля расхлябилась и чавкала под ногами жирными комьями грязи, и всё, абсолютно всё вокруг было мокрым: опавшие листья, голые палки кустов, мох, камни в сопках, люди, понуро снующие туда-сюда, фрагменты асфальта на дорогах, бетон казарм и штаба дивизии, да что там бетон, — даже железные пирсы и резиновые бока лодок выглядели так, словно отсырели насквозь и навсегда.

Мы с ракетчиком Серёгой висели вечером на ограждении командирского мостика носами вниз и курили «в кулаки»: мне хотелось спать, а Серёге — сдать устройство ГТЗА. «В кулаки» — это такой специальный профессиональный приём, когда ты привыкаешь к тому, что с неба почти всегда что-то сыпется: то снег, то дождь, то мокрый ветер. Мокрый ветер почти всегда. Дождик шелестел по спинам и капюшонам альпаков, я смотрел на капли, текущие в головокружительный и почти не видный в темноте низ, а Серёга что-то ожесточённо рассказывал, рисуя пальцем схемы на мокрой резине. Серёга, конечно, путался в деталях и некоторых связях. Начал он бодренько, но быстро заблудился и ушёл куда-то в доисторические пустоши, периодически возвращая себя к теме волшебным приёмом построения логических цепей «ну и вот». Хотя, в целом, уже то, что ракетчик знает, что винты стоят не за восьмым отсеком, а за шестнадцатым, я считал безусловным своим педагогическим подвигом. Я, конечно, догадывался, что вопросом про фенестрон уложу Серёгу на обе лопатки, но делать этого не планировал — с Серёгой мы уже успели подружиться, а дружба, ребята, она важнее всяких там хитрых устройств.

— Знаешь, Серёга, что мне кажется подозрительным?

— Что?

— То, что ты, по ходу, сдашь зачёты по устройству корабля раньше, чем механические лейтенанты.

— Ну дык. Я же умный!

— Это-то понятно, но боюсь, что Антоныч не оценит нашего с тобой учебного рвения.

А вообще вся эта история с Антоныча и началась. Группу лейтенантов, прибывших для службы в экипаж, распределили по наставникам для приёма у них вагона и маленькой тележки зачётов: по специальности, по устройству корабля, по устройству своего отсека и по допуску к несению дежурно-вахтенной службы. По устройству корабля всех лейтенантов старпом приписал к механику. Не хуй мне делать на старости лет, сказал механик и перепоручил всех лейтенантов командиру дивизиона живучести. Не хуй мне делать на старости лет — подумал, но не сказал вслух командир дивизиона живучести и перепоручил лейтенантов командирам групп.

— Вот ты, Эдуард, чем, например, сейчас занимаешься?

— Я?

— Ты.

— Ну как. Матчасть, учёба, личностный рост — всё вот это вот.

— То есть, как всегда, ничем?

— Ноги этого несправедливого мифа растут из вашей трюмной зависти. Если я всё вовремя чиню и у меня всё работает, то это отнюдь не означает, что я ничего не делаю и…

— Слушай, давай потом я твой плач киповский выслушаю, а сейчас вот тебе мой командирский указ: берёшь себе в подопечные новёхонького, с пылу с жару, ракетного лейтенанта и учишь его матчасти до полного изнеможения чувств! Лейтенант просто подарок судьбы: из Питера, кончил в училище имени Попова, папа капраз в штабе ВМФ, семья такая интеллигентная, что мама не горюй! От сердца тебе его отрываю, по блату, можно сказать, и от огромной моей к тебе любви и уважения. Цени. Ценишь?

Ну что тут скажешь? Надо идти распечатывать зачётный лист по устройству и знакомиться: не могу же я учить абсолютно незнакомого мне человека. Один на семьдесят человек компьютер был, естественно, занят, в этот раз первым дивизионом.