Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

А макароны уже разбухли и ласково желтели в банке, томясь от желания нас удовлетворить.

— Ну, — как-то без экспрессии возмутился Серёга, — а я думаю, чего у всех по пол-листа уже сдано, а у меня и до трети не дотягивает ещё, что я такой, думаю, дурачок у папы получился.

— Так. Давайте уже есть, а плач ваш ракетный я потом выслушаю, на сытый желудок!

— А я вот помню, — завёл застольную беседу Олег, уже дуя в ложку, — когда маленький был, то мне бабушка отдельно холодец варила. Все любили без жира, прозрачный, а я любил когда с пляшечками этими по верху, как туманом, подёрнут чтоб был…

— Вот поэтому ты и жирный, — вставил Серёга.

— …хлеба чёрного так возьму корочку тёплую и сверху жирок этот собираю, а потом уже сам холодец. И с чесночком чтоб, с этими вот мягкими хрящичками, но чтоб мяса не сильно много, а половина от объёма. Сильно мясистый не любил. А все вокруг сидят за столом и смотрят на меня. Откудова, говорит, отец матери, ты его принесла такой породы, он же не наш, мы же вон, интеллигенты, а он даже мизинец не оттопыривает, когда чай пьёт. И бабушка, старенькая же уже была, а вот, смотри ты, не лень ей было мне отдельно варить, сейчас только понимаю, а тогда вроде как нормальным это считал. А как она борщ варила, ребята!

— Да что там борщ, — не выдержал Серёга, — мама моя вот утку фаршированную делала. О-о-о, скажу я вам, господа товарищи, не едали вы такой и, пока ко мне не приедете, не судьба вам будет. Такое ощущение, что дня два она её готовила. Покупала только на рынке всё и выбирала там часа два, вот смотрела на что-то, щупала, нюхала, потом дома мыла, драила, отмачивала, натирала, нашпиговывала и запекала. А когда запах из духовки начинал идти! Просто всё бросалось дома и все ходили вокруг кухни! А потом она её на стол достаёт и ты уже чувствуешь, как вот эта вот корочка румяная хрустеть на зубах будет, а под ней сок прямо течёт, и слюней полный рот, и уже удовольствие, хоть и есть не начал! И отец под неё наливал себе стопочку и так вкусно крякал, когда выпивал, что я думал, ну обязательно, конечно, когда вырасту, тоже так вот, под утку и стопочкой…

— Да ничего вы в еде не смыслите, заложники городской жизни потому как! — макароны мои кончились, — вот у меня бабушка в деревне жила, свиней там всяких держала, корову. Кур.

— А вишни были? — уточнил Олег.

— Были, а при чём тут вишни?

— Уж больно я их люблю. Возьмём, бывало, пару кило вишен…

— Так, не перебивай, я же про нормальную еду сейчас…

— Да откуда у вас нормальная еда? Картошка же одна!

— Это миф. Намного больше картошки белорысцы любят мясо, просто тщательно это скрывают, чтоб их все жалели! Так вот, заколют, бывало, кабана и разделка там всякая во дворе идёт: суета, кишки, кровь, палёная шерсть, уши с солью, а потом колбасы набивают и мясо вот это, тёплое ещё, на сковородку, да с салом и блинами — ох, это просто, скажу вам ребята, запретить надо! Это же наркота, как есть! Пока не лопнешь, — есть не перестаёшь! А в сарае потом окорок вяленный, кум-пяк, по-белорусски называется, висит в марлю закутанный, и ты с улицы прибежал, бабушка в поле там, жуков собирает, или ещё где, а ты нож схватил, шасть к нему и полосу мяса себе, херак, отчекрыжил, не жуя почти, заглотил и дальше с босотой деревенской гусей соседских гонять! Эх… да, ничего такой «Роллтон». Но чего-то не хватает, да?

— Ага, — вздохнул Олег, — давайте чаю, что ли, по стакану — может чаю не хватает?

— Именно, — согласился Серёга, — именно чаю нам сейчас и не хватает! Кто банку моет? Опять я? Я всё ещё самый молодой же, да? Морской закон ваш не отменяли, часом? Ну ладно, давайте вашу банку, пойду.

— Не ной, — говорю, — я тебе за это расскажу, что такое фенестроны! Среди люксовых лейтенантов будешь как папа ходить и лещей всем раздавать!

— Ох, а лещей, помню, после автономки выдавали, да? — уже за чаем вспомнил Олег.

— А ты откуда помнишь? Тебя же не было ещё.

— А Вова тут, в посту, хранил свои банки с ними и мы ходим, на него увлажнёнными глазами смотрим, так он и сдастся, периодически, берите, говорит, но только одну! А они такие, да? Жирные, мясистые!

— Давайте перестанем про еду? — первым не выдержал Серёга, — давайте о чём-нибудь высоком? О музыке там или о погоде…

— А осень-то в этом году, да? Всё никак кончаться не хочет! Ты подумай, бездушный, с одной стороны, предмет, а так упирается, как будто характер имеет!

— А мне, — говорю, — нравится осень. Это же не время года, а прямо философия в натуральном её выражении.

— Эка ты загнул! А лето тогда какой предмет?

— Лето? Ну не знаю, — физкультура.

— А весна, давайте будет ИЗО! — подхватил Серёга. — Толку нет, как от предмета, только что с виду и красиво!

— А зима тогда?

— А зима тогда — вызов к директору!

— С родителями?

— И с участковым инспектором!

— Было у тебя?

— Нет, но представляю!

— А пошли, — говорю, — на мостик чай пить, пока нас к директору не вызвали!

На мостике было так же сыро, как и час назад, только стало темнее — так, что хоть глаз коли. Полярная ночь уже подступала, а снега не было, чтоб хоть немного её отбелить, и в черном воздухе только и видно было, будто плавающий вдалеке штаб и жёлтые стояночные огни лодок, размытые дождём. Источник тепла и уюта был один — рубочный люк, да и тот не рядом. Чай, уже довольно остывший, вынесенный на холод, радостно задымил паром и пить его стало вкуснее — прям как настоящий, а не пыль с грузинских дорог, которую мы тогда заварили.

— Эх, — поёжился Олег, — хорошо-то как! Жаль, что не курю, а то бы вот прямо в затяжку бы сейчас!

А Серёга просто молча улыбался, будто был чем-то доволен. Вот чем может быть доволен лейтенант, у которого и треть листа ещё по устройству корабля не закрыта, скажите мне?

Но Серёга такой до сих пор, за что ему спасибо: в какую бы жопу не попал, всегда найдёт повод улыбаться и быть счастливым, хоть на секунду, вот эту вот самую, которая сейчас пройдёт, но, пока не прошла, — почему бы и нет. И этому у Серёги можно поучиться, доложу я вам, — не надо искать поводов для счастья, надо уметь быть счастливым просто так, хоть на секунду, но ежедневно и прямо сейчас.

Работает сейчас Серёга директором — даёт стране всякого там и каждый раз, когда я приезжаю, хоть час-полтора, а находит, чтоб встретиться и свозить меня в какое-то место, где всё модно и маленькие порции стоят, как небольшой магазинчик в райцентре. Вот же, говорю, Серёга, смотри — шавермешная, пойдём там и посидим, ну куда мы поедем, зачем, а вот пельменная смотри, а вон кухня тюркских народов, ну я знаю, что рыгаловка, но там же, в любом случае, подают кофе. Но нет, отвечает Серёга, ты гость у меня и только не это. Вот там клуб есть один, закрытый, у пяти человек в городе в него карты есть, там вход по паролю, кого попало с улицы не пускают, — как люди там и посидим, там чай, я тебе говорю!