Лана Барсукова - Счастливые неудачники [litres]

Их «Варяг» пошел ко дну, когда ввиду каких-то технических подробностей, понять которые Маруся даже не пыталась, им отключили сначала воду, а потом и электричество.

У нотариуса, при подписании бумаг, Маруся познакомилась с новым владельцем мастерской. Хотя как можно познакомиться во второй раз? Ван Ванычем оказался мужчина приятной наружности и спортивного телосложения. Манеры и речь выдавали в нем происхождение из хорошей семьи. Даже из очень хорошей. Звали его Семеном. И как-то там дальше по отчеству, Маруся не запомнила. Она всегда звала его просто Семеном, бывшего комсорга, бывшего жениха. И совсем не бывшего, а самого настоящего нового хозяина ее творческой мастерской. Теперь там наймут не самоучек, а дипломированных художников, которые будут продолжать фантазийное направление, заложенное «уважаемой Марусей Ивановной». Раз она, к великому сожаленью, «не захотела остаться с нами». Как говорится, вольному воля. Ее воля начиналась за порогом нотариальной конторы, иди хоть на все четыре стороны. Куда уж вольнее.

Маруся даже не поняла, узнал ли ее Семен. По крайней мере, виду не подал, помазал взглядом и отвернулся. Неужели она так изменилась? Впрочем, гусь свинье не товарищ, в голове всех не удержишь. Совместная ночевка в глубокой юности – еще не повод засорять память. Сколько таких Марусь было, не сосчитать.

Когда-то сослуживцы генерала, отца Семена, доблестно разгромили «цеховой хрусталь», созданный Марусиным отцом. Теперь сын продолжил семейные традиции, отобрав предприятие у Маруси. Профессиональные династии, однако, дело серьезное. Интересно, что бы по этому поводу сказал граф Уваров? То, что говорил Сан Саныч, было матерным.

Маруся ушла, зажав в руках кусок пластилина. Ей хотелось только одного – поскорее домой, никого не видеть и не слышать. Оказаться на своей кухне под тиканье часов и шум закипающего чайника. Чтобы все домашние уже спали и ни о чем ее не спрашивали, не говорили подбадривающих речей и слов утешения. Только бы доползти до дома, остаться одной, взяв в компанию кусок пластилина. Ничего больше не хочется, ничего не нужно. Только тишина, кухня, свет абажура и мягкий, податливый пластилин, в который можно вмять всю правду о своей непростой жизни, всю горечь прощания со своим бизнесом, все тревоги и страхи маленького человека, беззащитного перед катком истории. «Совсем как баба Вера стала», – подумала Маруся.

И что с этим делать? Кому передать пластилинового колобка? Куда нести эту эстафетную палочку? Разве что в детский клуб пойти, кружок лепки вести? Отец бы это одобрил. И она пошла этим путем, чувствуя спиной одобрительный взгляд горниста.

Санек был любимцем слабого пола. Высокий и веселый курсант военного училища был обречен на женское обожание, приговорен к нему без права на помилование. Где бы он ни появлялся, девушки и молодящиеся женщины начинали любить его наперегонки друг с другом. От него требовалось только не мешать им самим определиться с очередностью завоевания его сердца. Он и не мешал. Не все ли равно?

Впрочем, по советским меркам малый рост и хмурый нрав не особо снижали бы его котировки на брачном рынке. Последнего, конечно, при социализме не имелось, однако бытовой расчет явно присутствовал. Военные ехали вверх на должностном эскалаторе медленно, но верно. И если не скувыркивались вниз по каким-то чрезвычайным обстоятельствам, то завершали карьеру гарантированными подполковниками или даже полковниками. К этому прилагалась приличная пенсия. Правда, про остальных граждан не говорили, что у них «неприличная пенсия», но думали.

Общество, устремленное в будущее, смирилось с тем, что в настоящем нередко приходится туго. Но готовность пострадать ради будущего выставляла вполне конкретный срок. Хотя бы на пенсии пожить достойно. Выйти замуж за офицера было вполне рабочим сценарием мытарств ради безбедной старости. Впрочем, при определенном везении мотания по гарнизонам могли стать очень даже доходными и познавательными. Ведь ограниченные контингенты советских войск базировались в Германии, в Венгрии, в Чехословакии, да много где еще. И это в условиях, когда выезд в Болгарию был подарком судьбы для советского человека, хотя, конечно, «курица не птица, Болгария – не заграница». А тут такая шикарная и разнообразная география.

Наши войска были там, где свободные народы после Второй мировой войны предпочли строить социализм под предводительством местных коммунистов. По чистой случайности перечень этих стран совпал с движением советских войск. А страны, освобожденные союзниками, почему-то выбрали другой вариант развития событий. Случаются же такие совпадения.

Саньку служба в Германии или Чехословакии не светила. Совсем. Он был беспородным военным, то есть не имел династических корней. По-простому это означало полное отсутствие родственника, способного обеспечить заманчивый «пункт предписания». Санек готовился к условному Урюпинску и потому гулял размашисто и свободно, без прицела на женитьбу.

Это за границу пускают только женатых офицеров, а в Урюпинск примут любого. За рубеж холостые офицеры не отправлялись по понятным причинам. Начальство хотело разделить ответственность с женами офицеров, точнее, переложить на них ответственность за моральный облик своих мужей. Именно жены должны были обеспечить высокую моральную стойкость советских офицеров, гарантировать их полное и безоговорочное равнодушие к разным фрау и мадамам. В Урюпинске фрау нет, там с барышнями можно гулять сколько душе угодно. Туда хоть холостой, хоть разведенный сгодится.

Санек быстро пришел к человеколюбивой максиме, что плохих людей не бывает. По крайней мере, плохих женщин. Некрасивая, зато ноги стройные. Толстая, зато грудь большая. Сварливая, зато хозяйственная. Неряха, зато страстная. Скупая, зато верная. Хотя верность – это, пожалуй, спорное достоинство. Скорее, недостаток. Верной при надобности предъявить нечего будет. А можно и наоборот: добрая, зато хромая. Красивая, зато скандальная. Золотая формула равновесия женских достоинств и недостатков делала его философом в собственных глазах.

Санек копался в женском материале с любознательностью исследователя. Какие еще рифы есть в этом море? А если менее поэтично, то какие засады в этом зоосаде? И какими скрытыми достоинствами это уравновешивается? Не успокаивался, пока не выводил свою философскую формулу «зато». Всех уравнивал в шансе остаться в его памяти светлым образом, сродни облачку, – смотреть приятно, а потерять не жалко.

Но в любой системе, даже стоящей на прочном фундаменте плановой экономики, случаются сбои. То ли сын какого-то генерала сошел с ума и геройски предпочел загранице Урюпинск, то ли в штабе кто-то был сильно пьян, но звезды встали так, что Саньку выпало служить в Германии. При условии, что он срочно женится. Вставшие на дыбки звезды замерли в удивлении, напряженно вглядываясь в произведенный на земле переполох.