Том Кроссхилл - Кошачий король Гаваны [litres]

– Он теперь художник, – ответил я.

– И… – Рафаэла помолчала. – Он женился?

– Он живет один.

Она кивнула. Тяжело, но удовлетворенно, словно именно этого и ожидала.

Отношения мамы с Рикардо были для Рафаэлы не просто воспоминаниями, они были романтической историей о двух обреченных на расставание влюбленных, которых разлучила судьба и которые больше никогда не обрели счастье.

Мне хотелось сказать, что мама была счастлива в Нью-Йорке. Что они с Рикардо были детьми, безрассудного пошедшими на глупый риск. Но решил – пусть Рафаэла верит в свою сказку.

Может, мама и правда все эти годы любила Рикардо. Все-таки мы с ним оказались почти тезками.

Мне стало не по себе, словно я предаю папу. Однако совсем невероятной эта версия мне не показалась. Если уж я что и вынес из этой поездки, так это мысль, что любовь – штука сложная.

Я сказал, что всю неделю мы не видели рикшу. Так и было. Следующий раз мы встретили его восемь дней спустя, вечером, по дороге в «Ла Грута».

Тем днем Ана отправилась в Марианао – сорок минут в один конец. Танцоры, которых она собиралась снимать, не явились, Йосвани тоже. Он не брал трубку и не отвечал на эсэмэски. Ана прождала его там целый час и по пути домой попала под ливень.

Когда Ана переступила порог, мокрые волосы облепили ее голову, а одежда потеряла приличный вид. Прямо беженка с Ородруина.

– Может, что-то случилось, – предположил я, пока Ана пила горячий чай в гостиной, переодевшись в сухое.

Она зыркнула на меня, как на идиота:

– Разумеется, что-то случилось.

– Ну то есть, может, он не виноват. – Я сам не знал, почему защищаю Йосвани. – Может, нам следует начать волноваться.

– Еще чего! – Хуанита вплыла в гостиную, спокойная, как корабль в гавани. – Йосвани вечно гоняется за новой блестящей игрушкой. И надеяться на него не стоит.

Судя по стиснутой челюсти, Ану это сообщение не порадовало. Удивительно, как Хуанита не поняла, что сказала.

Или… или же она как раз знала, что говорит.

– Мы идем танцевать, – объявила Ана. – Без Йосвани. Вот так мы и оказались на Сан-Лазаро той ночью. И заметили того же рикшу, снова с телефоном.

– Вот козел, – выругалась Ана. С моего отъезда в Тринидад она успела перенять добрую часть словаря Йосвани. – Давай сделаем крюк.

Мы обогнули здание с другой стороны, не разговаривая и не оглядываясь. Но когда снова вышли на улицу, я обернулся… Рикша ехал за нами.

– Давай поймаем такси, – предложил я.

Но Ана вдруг ринулась к рикше:

– Эй! Эй ты, урод!

Тот опешил. Потом схватился за руль и проворно развернулся. Ана изо всех сил бежала к нему. Я уже думал, что она его догонит, но рикша рванул с места и с грохотом помчался прочь по пустой улице.

Ана еще немного пробежала за ним, затем остановилась, отдуваясь, развернулась и пошла ко мне.

Я так и не двинулся с места. Застыл как вкопанный.

– Хотела посмотреть, что случится, – с довольной улыбкой сообщила Ана. – Сбежал, придурок.

Пару часов спустя мы стояли у клуба и пытались поймать попутку. К обочине подрулила «тойота» с тонированными стеклами и темно-зелеными правительственными номерами. С пассажирской стороны опустилось окно, и мы увидели Майкела Вальдеса.

– Садитесь в машину.

Бесцветный, тихий голос Вальдеса был едва различим за шумом улицы. Маленькие, глубоко посаженные глаза спокойно смотрели на нас. На этот раз никакой вежливой улыбки, лишь холодная маска.

За рулем сидел здоровяк в линялой темной сорочке. Он смотрел строго вперед. Под рукой у него в кожаной кобуре висел небольшой черный пистолет.

Мы с Аной переглянулись. Она была готова бежать.

Но бежать куда? По ночной Двадцать третьей улице, центру Гаваны, ярко освещенной и хорошо охраняемой полицией? И эта самая полиция нам не поможет.

– Куда мы едем? – спросила Ана.

– Увидите, – рявкнул Вальдес.

– Я предупрежу кузину. – Я вытащил телефон. – Чтобы она не волновалась, если мы задержимся.

– Как угодно, – отозвался Вальдес.

Онемевшими пальцами я набрал: «Вальдес посадил нас в машину у „Ла Груты“. Не знаю, что происходит». Нашел номер Йоланды, нажал «отправить» и стал ждать подтверждения. Оно пришло не сразу – кубинский оператор связи в своем репертуаре.

Мы забрались на заднее сиденье «тойоты». Водитель завел мотор и влился в поток машин.

Машина была относительно новой – гладкие кожаные коричневые сиденья, ремни безопасности в рабочем состоянии (редкость на Кубе). Обивка пропиталась запахом сигарет, хотя никто не курил. В динамиках звучало «Радио Ребельде», одна из основных радиостанций Кубы. Диктор рассказывала о визите группы венесуэльских рабочих в провинцию Матанзас. Она говорила с таким энтузиазмом, будто вещала о победе национальной сборной в Кубке мира.

Вальдеса и водителя устраивало, что радио работает на полную катушку. Машина развернулась на сто восемьдесят градусов, какое-то время ехала по Двадцать третьей улице, а потом свернула направо, на Авенида де лос президентес. Прямо к Площади революции. Я смутно помнил, что где-то там заседает Фидель.

Но потом водитель свернул еще раз, и еще, и еще. Мы поехали по узким темным улочкам. Из мрака выступали низкие жилые здания. Лишь редкие фонари освещали куски тротуара.

Что-то холодное коснулось моего запястья. Я вздрогнул, а потом понял, что это Ана. Мы взялись за руки, и девушка до боли сжала мои пальцы.

У меня настойчиво зазвонил телефон. Я потянулся его достать.

– Нет, – отрезал Вальдес.

Мы поехали дальше. Телефон все звенел и звенел у меня в кармане, пока наконец не смолк на полузвуке.

Я буквально видел, как Йоланда сидит за кухонным столом и сжимает сотовый побелевшими пальцами. Она ничем не могла нам помочь. Мы пропали, как и ее подруга Миранда.

Машина остановилась на хорошо освещенном перекрестке. На углу было небольшое кафе с неоновым рожком мороженого в окне. Мы припарковались рядом, перед серым трехэтажным зданием.

Это здание… На каждом из его узких окон стояла надежная металлическая решетка. Дверь представляла собой стальной прямоугольник без единой таблички на нем. Такое место могло проглотить тебя и никогда не выплюнуть обратно.

– Вылезайте, – приказал Вальдес.

Ана по-прежнему держала меня за руку, и это ободряло. Вальдес встал рядом с нами, тогда как водитель остался в машине. Нам дали время прочувствовать открывшийся перед нами вид. Затем Вальдес сказал:

– Когда мы привозим сюда людей, они начинают судорожно каяться во всех грехах. Но обычно бывает уже слишком поздно.

Мы с Аной промолчали. Слова ничего не изменили бы, во всяком случае не с таким человеком, как Вальдес. Он уже знал, что тут произойдет.