Георгий Пряхин - День и час

Но Сергей благодарен гулу…

Сколько хлопот потребовала от него эта, по здравому размышлению, совершенно неминуемая операция — отправка парализованной тещи домой. К ней на родину. Несколько раз бывал в Министерстве здравоохранения РСФСР, в управлении скорой помощи населению. Почти больничные коридоры с дешевыми линолеумными полами, с такими же дешевыми тиражированными плакатами на стенах, которые Сергей видел когда-то еще в своей сельской амбулатории. Сколько у нас врачей на тысячу душ населения, как оказать первую помощь пораженному электрическим током — словно человек, приводимый, как правило, крайней необходимостью сюда, в эту едва ли не последнюю инстанцию вспомоществования, искал помощи именно такой — советом. Ликбезом. А за высокими дверями трудолюбивое пчелиное жужжание, урчание, внутренняя налаженная жизнь, в которую и стучать-то со своей болячкой боязно. Сергей всегда робел в подобных палатах невытравимой простонародной робостью, безотчетным страхом перед любым присутственным местом. Так и не научился напористости, умению показать себя, обронить к месту, что он не хухры-мухры, а заместитель главного редактора центральной газеты.

Штурм этого чиновничьего бастиона длился несколько дней. Осада — применительно к Серегиному характеру.

Заявление. Сведения о прописке больной. Справка из института высшей нервной деятельности человека, в котором последние три месяца лежала теща, о том, что состояние больной позволяет транспортировать ее самолетом.

Томительные ожидания. Люди, в кабинеты которых он наконец попадал или которых он наконец заставал в их кабинетах, занятые, обремененные папками и телефонными звонками, ставили визы на его бумагах с осмотрительностью привратников рая.

Сергей жадно следил за каждой чиновной рукой.

Он трусил. Боялся этих задержек и возможных непредвиденных обстоятельств.

Московская станция санитарной авиации — господи, когда б еще побывал здесь! Санитарным самолетом больную везти нельзя. На такое расстояние не летают. Аэропланы у нас, понимаете ли, маленькие, маломощные. «Морава» — 250 километров в час, и через каждые четыреста верст посадка. Знаете, сколько вы будете лететь до Минеральных Вод?

Молодой человек, успевший, видно, стать важной птицей, манежил Сергея с явным удовольствием. В отличие от своих министерских начальников он работой обременен не был. Деликатно отворив дверь к нему, Сергей только что застал молодого человека за пристрастным изучением через зарешеченное окно — станция располагается в полуподвальном помещении — проходящих мимо (пролетающих, проплывающих, про-шествующих) женских ножек. Молодой человек делал им смотр. Сравнивал. Ставил визы: годятся или нет. Сергей сидел перед ним в испарине.

— Но выход все-таки есть, — смилостивился над ним молодой человек в летной форме. — В таких случаях мы сотрудничаем с Аэрофлотом. По нашему требованию он предоставляет места в рейсовых самолетах, и наш медицинский персонал доставляет больных до места назначения. У вас сидячая больная или лежачая?

— Лежачая, — выдавил Сергей.

— Значит, для нее положены два места. Только придется недельку подождать, сейчас у нас просто нет свободных рук. Медицинского персонала, понимаете ли, не хватает…

— А если без персонала?

— Можно, конечно, и без персонала: оформим вас как нашего представителя. Но вы можете взять на себя всю ответственность за больного человека? У вас что — медицинское образование?

Сергея раздражал этот наставительный тон, и он вдруг с грубостью, которой и сам от себя не ожидал, рявкнул:

— Нет у меня медицинского образования. Что толку, что она восемь месяцев была в руках у медицинского образования?

Похоже, молодой человек был несколько обескуражен переменой интонации. Живой интерес появился в его глазах — почти как давеча, когда смотрел в окошко.

— Она кем вам доводится? Матерью? — спросил он просто.

— Тещей, — буркнул Сергей.

— Да, торопитесь же вы ее отправить, — произнес тот, взглянув на Сергея еще пристальнее, и принялся оформлять его бумаги.

Сергей смолчал.

Потом с требованием станции поехал в «Трансагентство». Все здание здесь было поражено очередями. Они пронизывали его, извивались, ветвились, клубились. Прямо корневая система. Только не та, что в земле, а та, что вспыхивает в грозу на небе, в облаках, — так они все были наэлектризованы. Тронь любую — нокаут. «Оказание первой помощи пораженному электрическим током…» Но Сергей, как и учили его на станции, тем не менее протиснулся к самому окошечку, как к амбразуре, и, не обращая внимания на чувствительные токи, возмущенные толчки под ребра, громко сказал:

— Станция санитарной авиации просит три места на Минеральные Воды, — и протянул в окошко бумаги.

Толчки прекратились. В очереди на мгновение воцарилось затишье: дыхание беды коснулось и ее.

Потом еще надо было договариваться на городской станции «Скорой помощи» о карете до аэродрома. Отъезд пришелся на субботу, и на станции санитарной авиации своей машины в этот день не было.

Договорился.

Они снесли тещу на одеяле вниз, во двор, уложили на носилки, установленные в машине на тоненьких рельсах, вкатили их по этим рельсам внутрь и закрепили, застопорили. Сколько раз за это время он вносил и выносил ее из дома! Тогда еще казалось, надеялось: на несколько дней, ну, на несколько месяцев. В больницу. Из больницы. В больницу скорой помощи — когда она у жены упала с кушетки и рассекла ухо и заушную полость. По звонку старшего сына он тогда прилетел домой и увидел в «малышовке», которая теперь была полностью отдана теще, такую картину. Теща, поверженная, по-детски всхлипывающая, на полу, голова у нее в крови. Седые волосы, перемазанные кровью… Над нею, на коленях, со смоченным водой полотенцем в руках, дочь — жена. Она уже и кровь не вытирает, а просто уткнулась головой в материно лицо и рыдает. В голос, как по умершей. И дети его стоят вокруг, над матерью, и тоже плачут. Громче, пронзительнее всех — Маша. Размазывая слезы кулачками по щекам. У старшего слезы злые, горячие. Не смог он, мужчина, помочь матери: видно, они вчетвером пытались перенести тещу на кушетку и не справились. Измучились, выбились из сил — у сына и сейчас еще слезы текли вперемешку с капельками пота. Как ни напуган был Сергей, а все равно где-то в подсознании отметилось, грустно обозначилось: дети его непривычно запущенные, необихоженные. Даже Маша, всегда праздничная, выглаженная, вылизанная, как кошечка, и та стояла в замызганном платьишке и в спустившихся на сандалии гольфах. Печать беды, неблагополучия лежала и на них. Жена хоть и ушла с работы, а все равно ее на всех не хватает. На беду и на них: детей, мужа — всех остальных. Всех остальных, включая, пожалуй, и самое себя. Она, которой никогда не давали ее возраста, за несколько месяцев догнала свои годы и уже, кажется, их опережает…