Владимир Сагалов - Твоя Шамбала

Однажды вечером, сидя за своим рабочим столом, Георг задумался над тем, что уже долго работает над темой, полученной от его дяди, и решил подсчитать свои успехи. Он разобрался с названием Роггов. Ему удалось разобраться, кто был родоначальник их родового древа и как его звали. Выяснил, что по линии Прибислава род слился с линией российской монархической семьи Романовых и даже, в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков, большая часть Мекленбургской династии проживала в России. А после Ноябрьской революции в Германии исчезла монархия и появилась республика, вслед за которой стала угасать Шверинская ветвь Никлотского рода, оставив брызги лишь в России. Георг вспомнил Павла Кузнецова, сгинувшего в неизвестность в шестерёнках гитлеровской машины. Он вспомнил, как Павел говорил о русской земле, называя её матерью. «Интересно, почему у русских земля – мать, а у нас, у немцев, – отец. Фатэрланд». И вдруг он вспомнил ещё одно высказывание Павла. В то время, когда он рассказывал о буквицах, об образности русского языка, Георг не мог понять, что это значит. Тогда Павел привёл один пример.

– Это так же, как и имя твоего дяди Вольфхарт, оно состоит из двух осмысленных слов – «волк» и «твёрдость», это и есть образы имени, образы выстраиваются из буквиц и слогов. Каждая буквица есть образ, несущий большой пласт информации о мироздании, а в сочетании буквиц в слоги эти образы трансформируются и преображаются. Вот, к примеру, женщина рождающая. «Рождающая» состоит из трёх буквенно-слоговых образов. Ро, Ж, Дающая. Это значит Роду Живот (Жизнь) Дающая. Это начало материализации Божественной мысли, исток. Не зря ведь первые строки у Иоанна звучали: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Зная слово и его образ, можно разобраться во всём. Слово есть ключ к пониманию мироздания. И в истории с твоим родовым древом тоже. Ведь слово есть не что иное, как материализованная мысль. И опять у нас из слова «материализация» появился корень «мать». Поэтому, Георг, Земля в русском языке материализует всё. Ведь слово «мать» – такой же образ. Во-первых, мягкий знак в конце слова есть образ «Ерь», он означает законченное творение. Буква Т несёт образ «Твёрдо» и означает – утверждённая, материализованная форма чего-либо. Буква А – это первый, божественный образ «АЗЪ» и означает он Исток, Божественное начало, Бог, живущий на земле, а буква М есть образ «Мыслить», он говорит сам за себя. Ну вот так у нас появилось объяснение образа слова «Матерь» – «Сотворившая и утвердившая изначальную божественную мысль» или, другими словами, «Проявляющая изначальную Мысль», а изначальное – это всегда божественное. Ну? Как тебе? Понял теперь немного, что такое образный язык? Судя по твоему родовому древу, это и твой язык, ведь Никлот на нём раньше говорил. Это я тебе так, по верхушкам языка нашего пробежался. В глубину этих слов можно ещё очень далеко идти. С отцом бы моим встретиться, он очень много знает об исконном языке. Уверен, что он бы тебе за два часа перевёл всю тетрадь, включая комментарии.

Георг почувствовал крепкую, настоящую зацепку, по которой он сможет добраться до завершения своего исторического расследования. «Почему человек не воспринимает истину сразу? Почему он теряет время, прослушав или проглядев её? Может быть, для того, чтобы вернуться и пройти путь осознанно? Боже мой, сколько я потерял времени, изучая кем-то нарисованные карты в различных исполнениях, а может, и с различным умыслом. Как этому доверять? Как должен историк доверять тому, что кто-то создал в своих интересах или на заказ? Что карты, то и летописи. В слове нужно искать историю! Вот, к примеру, «из земли вышло, в землю и уйдёт». Раз род Никлота на русские земли ушёл, значит, из них он когда-то и вышел. Всё возвращается на круги своя. И написание нашей родословной это хорошо подтверждает». Порассуждав и сделав выводы, Георг решил в будущем подходить к изучению исторических вопросов через слово, которое ему предстояло познать. Слово того народа, который уже несколько веков подряд, а также в данный момент пытается уничтожить следы, связывающие его историческими и языковыми корнями с его предками, славянами.

Через того же профессора Шахермайера Георг нашёл множество старинных русских книг, написанных на церковнославянском, а также старинные учебники по старославянской буквице, которые Шахермайер достал по знакомству, в каком-то архиве, и сказал, что возвращать не нужно. Это был лучший подарок, какого желал себе Георг. Он стал интенсивно изучать этот древнейший, образный вид письма, как восприятия мира и Вселенной. Это поражало его своей бесконечностью и позволяло делать исторические, но прежде всего этнографические открытия единства языка немцев, поляков, датчан, не говоря уже о восточно- и юго-восточных славянских народах. Единый в прошлом язык, как фундамент для надстройки культуры и быта всех народов Европы и России, которая в совсем ещё недавнем прошлом называлась Тартарией, восхищал ненасытное познанием истории сознание Георга. Он был переполнен эмоциями от новых открытий, которые абсолютно логично складывались в общую картину. Но не мог об этом говорить. Он не мог себе позволить говорить об этом, даже с друзьями, так как эти его мысли и выводы полностью противоречили текущей линии сотворения истории великой Германии. Тогда он решил всё излагать на бумаге для себя и для дяди Вольфхарта, которому он пообещал разобраться и выяснить прошлое своего рода. Ему было жаль, завтра уезжая в неизвестность, оставлять столь огромный труд, на создание которого он потратил не один год. Георг завернул старинную родословную тетрадь в несколько свежих газет и, открыв свою собранную походную сумку, аккуратно спрятал свёрток меж личных вещей. Затем, сложив все материалы в несколько больших, тяжёлых стопок, он связал их верёвкой, обернул бумагой и, написав на них: «Габриэла, пожалуйста, сохрани на будущее», оставил лежать на своём письменном столе. Ему оставалось лишь надеяться, что в случае его невозвращения рано или поздно она начнёт разбирать его вещи и, прочитав написанное, сохранит столь важные рукописи учёного, историка-слависта, её мужа, Георга Хайденкампа. Открылась дверь, и в комнату вошла его красавица, ненаглядная Габи:

– Ты уже дома? Так рано? Я не знала, что ты вернёшься раньше. Что-то случилось? Что за сумка? Ты собираешься уезжать? – засыпала его своими женскими вопросами, не дав ему возможности отвечать последовательно, Габриэла.

– Ты знаешь, я должен тебе что-то рассказать. Да. Я должен буду завтра уехать, даже не знаю, куда и на какое время.

Выпалив все вопросы, Габриэла вышла из комнаты, как будто не собиралась слушать ответы на них. Георг пошёл за ней, на ходу рассказывая о произошедшем с ним сегодня. Она, молча переодеваясь в домашнюю одежду, стоя к Георгу спиной, давала ему понять, что слышит его, но не очень сильно интересуется тем, о чём он говорил.