Владимир Сагалов - Твоя Шамбала

– Габи, ты уже дома? Мне пришлось раньше вернуться. Создались непредвиденные обстоятельства, и я должен буду завтра уехать, возможно, надолго.

Говоря всё это, он ходил по комнатам дома, предоставленного Габриэле её отцом. Габи не отзывалась.

– Милая, ты дома?

Жены дома не было. Чтобы не терять время, он вынул из кармана полученный от офицера список и быстро осмотрел его содержание. «Что тут читать? Сказал бы просто взять сменное бельё да мыло с полотенцем».

В течение нескольких минут он собрал сумку и, войдя в свою рабочую комнату, бросил её на стоящий рядом с рабочим столом стул. Сел в кресло, оглядел рабочий стол: «В инструкции о книгах ничего не сказано. Неужели, неужели придётся всё бросить? Как я могу это бросить? Столько ценного материала, весь этот колоссальный труд. Как так? – Георг ещё раз прокрутил в голове весь разговор с офицером СС. – Он сказал об отъезде, возможно, очень долгом, но ведь не навсегда. Зачем я себя накручиваю?» Пытаясь успокоиться и настроить себя на скорейшее возвращение, в глубине души он чувствовал, что это будет путешествие в один конец. Вот уже несколько лет Георг работал в университете, где он со своей группой научных сотрудников выполнял правительственный заказ, чем в то время занималась большая часть гуманитарных институтов рейха, он составлял новую историю великой Германии. Материал доставлялся в больших количествах, и вся группа просто не успевала перерабатывать и описывать новоделы древнегерманских артефактов и текстов. Георг хоть и не имел большого практического опыта в истории и археологии, но даже своим неопытным взглядом видел, что все так называемые артефакты являлись хорошими подделками. Говорить об этом было запрещено, поэтому он просто выполнял свою работу. Его угнетало то, чем он занимался. Ведь во время учёбы в университете он представлял свою будущую работу совсем по-другому. Но теперь, понимая ситуацию военного времени и нагнетаемой идеологии, нужно было выполнять то, что приказывали сверху, и бросить работу он не имел права, поэтому каждый день, вместо написания действительной истории, к чему он так долго стремился, писал вымышленные сказки. Но дома, на его рабочем столе, лежали настоящие артефакты, и только здесь, в течение последних нескольких лет после посещения дяди Вольфхарта, сперва в его малюсенькой комнате, в которой он проживал студентом, а затем в этом рабочем кабинете он отдавался стихии, поглотившей его с головой. Он нашёл своё призвание в познании исторических событий европейских народов через слово.

Вернувшись тогда из Роггова и разложив на столе полученные от дяди книги, для начала он решил, что начнёт с генеалогического древа, вписанного в старую хрупкую тетрадь. Читая с конца в начало, произнося имена и фамилии людей, являвшихся его предками, он удивился тому, что из всех их он знал лишь отца с матерью и дядю Вольфхарта. «Господи! Я вообще ничего не знаю о себе. Если я не знаю прошлого моей семьи, какое я могу иметь право писать о глобальном прошлом?» Он листал далее, уже не читая имён, но лишь вглядываясь в написание текста, в письменные знаки, которые изменялись частично, затем в большем объёме, и, в конце концов, дошло до того, что он смог прочесть лишь пару букв в слове, но не мог понять смысл. Ведь кроме имён было множество комментариев, которые, скорее всего, несли основную, фундаментальную информацию о происхождении и, возможно, переселении тех людей, о которых говорили древние страницы.

Со временем появилась структура подхода к изучению. За основу был взят факт проживания всех записанных в родословной книге предков на территории севера и северо-востока Германии, возможно, части Дании. Начал Георг с изучения всех возможных карт, как современных, так и раннего Средневековья, всех, которые только смог достать. Неделями сидел в архивах и читальных залах библиотек. Через лупу, неимоверно напрягая зрение и непрерывно записывая, он изучил множество карт, от Птолемея и Меркатора до Лоттера, а также актуальные карты территорий Европы. Затем, разбирая свои записи, он путался в изменениях границ как самой Германии, так и соседних государств. Они то пропадали, будучи поглощёнными, интегрированными в другие, то появлялись вновь, но уже в других границах. Территории расселения лангобардов, вандалов, силингов, ободритов и других племён путали понимание за отсутствием точных исторических данных. Даты разнились на сотни лет, и у Георга ничего не складывалось. Сотни топонимов со славянским происхождением на территории Германии прописывались на латыни, итальянском, французском языках, и сложно было понимать их значение. Шли недели, месяцы догадок и головоломок. Стало понятно лишь то, что все эти территории были издревле заселены славянскими народами, которые в раннем Средневековье овладели огромными территориями, включая Северную Африку. Через семь месяцев интенсивного труда он понял, что в одиночку осилить такой пласт информации ему будет не по силам, и рассказал о своём тайном проекте хорошему знакомому и сокурснику Паулю Шмитту.

Когда-то его родители эмигрировали из России во Францию, где по прошествии нескольких лет развелись, а затем мама Пауля вышла второй раз замуж, и они переехали в Германию к его отчиму. Фамилию отца он оставил, хотя, по настоянию отчима, пришлось записать её в немецком переводе. В действительности его звали Павел Кузнецов, и в среде друзей он предпочитал называться Павлом. От него Георг усвоил интерес к русскому языку и просил его при общении чаще и чётче произносить русские слова, которые он повторял вслух и практически сразу запоминал. Русский давался Георгу намного легче китайского и хинди. Рассказав Паулю о своём тайном проекте, Георг понял, что принял правильное решение и что сделать это нужно было уже давно. Он раскрыл для себя кладовую знаний в направлении топонимики и старославянской образной азбуки. Раньше Пауль рассказывал, что его отец также перебрался из Франции и проживал недалеко, в Дармштадте. Но о том, что он имеет огромный запас знаний в области славистики и отлично владеет старославянским письмом, которое, как выяснилось, называлось «образами», Пауль не рассказывал никогда. Просто никогда не возникал разговор в этом направлении.

Пролистав рукописи, Павел уверил Георга в том, что сможет ему помочь. Все записи и комментарии в корневище древа были написаны старославянской буквицей, и он сразу, хоть и с трудом, но начал читать имена и комментарии к ним. Через несколько вечеров они смогли довольно далеко продвинуться и пришли к выводу, что в этой древней рукописи параллельно были прописаны два генеалогических древа. Одно исходило действительно от Никлота, а второе – от его среднего сына Вартислава. Хотя в первом, основном древе Вартислав был также прописан, но его линия продвинулась лишь на одну строчку вверх. Его сын Никлот первый не оставил после себя наследников, и родовая ветвь Вартислава в основном древе Никлота была закончена. Но вот параллельное древо, которое произрастало от Вартислава, независимо от основного Никлотского древа разрослось и дошло до наших дней. Возникло предположение, что древний предок Георга Вартислав имел незаконного сына, имя которого было Радомир. Но вот кто начал записывать и вести родовую книгу, пока не было понятно. Также чётко прослеживалась германизация родовых имён. После гибели Никлота, затем казни Вартислава и после, когда старший сын Никлота Прибислав, оказавшись, как он думал, в безвыходной ситуации, принял христианство и условия саксонского герцога Генриха Льва, Прибислав остался жить и править землями Мекленбурга, но уже не разрешалось носить и передавать по роду славянские имена. И уже один из внуков Прибислава получил германское имя, а дальше и имена были германизированы, и написание их перешло на латиницу. В то время, как параллельная линия Вартислава была прописана буквицей и имена в ней оставались славянскими, по расчётам Георга, почти до конца восемнадцатого века. За исключением редко встречающихся германских имён, большей частью женских, линия Вартислава осталась славянской. К ней и принадлежал род Георга. Павел владел церковнославянским письмом, но и он во многих местах текстов комментариев заходил в тупик и предложил показать семейную реликвию Георга своему отцу, сказав, что в церковнославянском всего сорок буквиц, а отец знает всю матрицу из сорока девяти образов со всеми образными значениями и наверняка поможет разобраться с текстами глубже. Павел также смог разобраться с названием деревни Роггов.