Владимир Сагалов - Твоя Шамбала

– Выпрыгиваем, и беги за мной. На нас напали. Ничего с собой не бери.

Дёрнув Георга, он рванул к заднему борту. Георг машинально последовал за ним, но у борта, когда офицер уже спрыгнул, остановился и вернулся назад, нащупывая в пыльной темноте свой рюкзак. Офицер кричал на него, надрывая горло, но Георг всё же нашёл рюкзак и уже подбежал к борту, приготовившись прыгать на землю, но услышал, как крик офицера прервался и перешёл в тяжёлый хрип. Георг вновь остановился и упал на пол. Сверху, разорвав брезент, просвистели несколько пуль. Георг приподнял голову и посмотрел за борт. Офицер лежал на земле, держась за грудь, и хрипел. От страха тряслись руки и дрожало дыхание. Обеими руками Георг вцепился в рюкзак и пытался сдержать в груди вой страха. Такой же, как и в долине, когда ему казалось, что его окружили волки. На мгновение его сознание прояснилось, и он понял, что нужно бежать. Собравшись с духом, он прислушался к стрельбе, стреляли больше справа, а также из-под кузова. Видимо, солдаты охраны, спрятавшись за колёсами, вели оборонительный огонь. Георг быстро подскочил, перепрыгнул через задний борт и, не оглядываясь, побежал в темноту, влево от машины. Через мгновение стрельба прекратилась, и наступила тишина. Георг остановился и посмотрел назад. Из тишины стали медленно прослушиваться короткие выкрики. Речь была незнакома, но он понимал, что это были не китайцы и не уйгуры. Пробежав ещё несколько метров, он наткнулся на большой камень и ударился о него лицом. Упав и схватившись за лицо руками, он услышал внизу шум реки; но падая, толкнул несколько камней, которые с шумом полетели в овраг. Он не мог поверить, что разбитое до крови лицо спасло ему жизнь. Пробеги он два метра правее, лежал бы уже мёртвый на камнях текущей внизу реки. Сзади вновь раздались крики и выстрелы. Завелся мотор машины, и свет одной фары, тускло освещая перед собой пространство, стал приближаться к Георгу. Также был слышен топот копыт, приближавшийся в его сторону. Раздались ещё несколько автоматных очередей, пули от которых просвистели совсем рядом. Держась за камень, он отполз за него и притаился. Сзади был обрыв. Первыми подъехали два всадника и, остановив коней в десятке метров от Георга, осторожно спустились на землю и, тихо шепчась, шли точно в его сторону. Следом подъехал грузовик, осветив камень и ногу Георга, которая предательски выглядывала. Он услышал, как передёрнулись затворы, и он, закрыв ладонями глаза и рот, мычал от страха:

– Я не хочу умирать! Я не должен умереть! Ведь если уж должен был, то ещё там в ущелье, как Менке. Но почему здесь? Ведь в этом нет никакого смысла! – не выдержав, проговорил он вслух, осознанно привлекая к себе внимание.

Через минуту он лежал на животе со связанными руками в кузове всё того же грузовика, который теперь вёз его дальше. Проснулся он от того, что онемели руки, и его трясло от холода. Машина стояла, а снаружи доносились голоса тех людей, от которых он убегал, которые его связывали, забрасывали в кузов и ехали вместе с ним остаток ночи; но он не знал, кто они и как выглядят. Повернувшись на бок, а затем сев, он почувствовал, что один его глаз полностью заплыл и не видит, нижняя губа была тоже опухшая. Посмотрев сквозь рваную дыру в брезенте с правого борта, он увидел красивейший восход солнца, а главное, это был счастливый для него восход, потому что он был жив, а рядом с ним лежал его рюкзак. Стояли, потому что из пробитого бака вытек бензин, и машина была брошена посреди степи. Георга пересадили на лошадь, уже известным ему способом – привязав его ноги к стременам и петлёй за пояс к седлу заднего наездника. Горы остались далеко позади, и этим ранним, холодным утром, вереницей из десяти лошадей, они двигались по пустыне на север, а справа всходило красное солнце.

Останавливались очень редко, пить давали не больше пяти глотков, еду в первый день пути Георг не получил. На ночлеге, когда все сидели у костра, который был разведён в углублении, между тремя барханами, так чтобы издалека не было видно огня, Георг смог спокойно рассмотреть тех людей, которые, как он думал, были либо повстанцами, борющимися против китайской экспансии, либо просто бандитами-грабителями. Так они и выглядели – грязные, неухоженные, в толстых, замусоленных, но тёплых халатах и меховых шапках с висячими ушами. Кто бы они ни были, они напали на государственный автомобиль с военными и убили всех вместе с водителем, и непонятно по каким причинам взяли Георга в плен. Он сидел со связанными руками в кругу вместе со всеми и пытался понять, на каком языке они говорили. Копчёное мясо, которое они ели, Георгу не дали, но взамен он получил небольшой кусок пресной лепёшки, которую один из разбойников своими грязными руками вдавил ему в рот. С ним никто не пытался заговорить, но они часто обсуждали что-то, глядя на своего пленника, и смеялись. Так они двигались пять дней, иногда преодолевая высокие песчано-каменистые сопки, иногда ландшафт практически не менялся и до горизонта простиралась полупустыня, пока утром шестого дня вдали не появился зелёный оазис с огромным озером. Начали встречаться путники на конях и без. К обеду навстречу прискакали два всадника и завели разговор с предводителем каравана, обсуждая мешки и тюки, наваленные на лошадей. Георг начал предполагать, что это были монголы – небольшие, как китайцы, но коренастые, с округлёнными ногами и с сильно выраженными скулами. Уже по темноте они прибыли к населённому пункту, объехали его стороной и через полчаса остановились у стоявших полукругом одна возле другой нескольких юрт. Рядом горели костры и стояло множество лошадей. У некоторых костров сидели люди и пили чай. Георга сняли с лошади и ввели в маленькую юрту, в которой было так же холодно, как и на улице. В свете факела, который держал в руке монгол, Георг увидел топчан, который стоял у стены, а на нём лежало большое, сшитое из нескольких овечьих шкур одеяло. Монгол указал на него пальцем, дав понять, что придётся спать здесь, и вышел, оставив Георга одного в темноте и холоде юрты. Охота была помыться, почистить зубы и снять с себя грязную и уже прилипшую одежду. Охота было посмотреть на себя в зеркало, ведь после удара лицом о камень он не видел себя и даже ни разу не умыл лицо. На ощупь он подошёл к топчану и, одетый, лёг под мягкую шкуру. После стольких дней сидения на лошади это было блаженство – лежать, раскинув ноги, согреваясь под уютной мягкой шкурой. Он моментально уснул и улетел в сон, даже не заметив, как пролетела ночь, и не услышав, как в юрту вошёл охранник и стал будить его, толкая с топчана.

Георг испуганно проснулся и вскочил на ноги. Тот мотнул головой, указывая направление к выходу, и ткнул его в спину. Раннее утро было морозным, и Георг вспомнил о своём тёплом одеяле, под которым ему было тепло и сладко спать. «История с Вальтером Шелленбергом и Чаном Кайши больше не работает. Тут и придумывать-то нечего, – бегло оценивал ситуацию Георг. – Как с ними общаться-то? Если они действительно монголы, то я их языка не знаю. А также я не знаю, почему они меня взяли с собой. Всех перестреляли, а меня, пленного, взяли с собой. Выглядит как заказная операция по освобождению заключённого. Но это бессмысленно. Тут что-то другое».