Александр Диденко - Чучело человека [СИ]

Все разрешилось довольно безболезненно: Щепкин самолично выехал к даме и в полчаса убедил ее принять птицу. Он раскрыл прихваченную с собой книгу по орнитологии и ногтем очертил нужный абзац. В тексте говорилось, что в силу гормональной перестройки и стремительного обретения зрелости, центральная нервная система попугая, переживающего переходный возраст, находится в состоянии крайнего психического возбуждения, в этот период как бы ломается голос и птица вступает в сложную фазу самоидентификации. «Таким образом, — захлопнул книгу Щепкин, — попугай в течение короткого промежутка времени идентифицирует себя попеременно то с… — в этом месте он чуть запнулся, огляделся и подыскал нужную персону, — а хоть бы с диктором телевидения, или даже с соседом! Или у птицы, — Щепкин почувствовал вдохновение, — может исказиться идентификация даже… даже генетическая. Вот!»

— Как это? — не поняла дама.

— Это когда… это когда в памяти всплывают образы, доставшиеся от предков, — не смущаясь соврал Щепкин…

Но вновь звякнул и затих телефон, и он вернулся в реальность… Как быть, как быть? Ему нужен Рублев, а Рублев не объявляется… Щепкин опустился спиной в траву, подогнул ноги, замер…

Спустя какое-то время после истории с попугаем, кто-то из сотрудников пригласил Рублева на работу в «VOSSTANOVLENIE Ltd», Щепкин одобрил. На собеседовании он попросил Рублева рассказать об истории происхождения фамилии. «Уж не от «рубля» ли?» — улыбнулся Щепкин. «Нет, — уверенно возразил Рублев — а мог бы суетливо закивать, задергаться и с готовностью согласиться — и скромно так сказал:

— От глагола неопределенной формы «рубить».

И вся семейная история. Только ведь и «рубль» имеет сходное происхождение.

— А кем вам приходится Андрей Рублев? — проявил Щепкин эрудицию.

— Кто это? — спросил Рублев и тихенько так засмеялся. — Шучу, шучу… однофамильцем.

В пустующей приемной губернатора бодро затрясся и отключился чайник. Помещение походило на небольшую ухоженную оранжерею: стены, подоконник, рамы окон, рабочий стол украшали большие и малые горшки с пластмассовыми азалиями, гортензиями, фиалками. Кое-где на листочках красовались торговая марка и иероглиф страны-изготовителя. Хозяйка приемной, высокая и сдобная Антонина Константиновна, практично любила все эти гортензии за их неприхотливый, не требующий полива нрав. Незанятое пространство пестрело тарелками и вазами с клубникой. Клубникой увлекался шеф Антонины Константиновны, а она — и в этом заключалось ее неоспоримое достоинство — покорно разделяла увлечение. Клубникой потчевали гостей, отправляли в детские учреждения и даже сушили к зиме, дабы коротать бесконечные декабрьские вечера за чашкой полезного и вкусного клубничного чая.

Антонина Константиновна, раскачиваясь под высокой прической, выплыла из кабинета шефа, задом притворила дерматиновую дверь, опустилась за стол; через минуту она набирала телефонный номер Щепкина, одновременно прокручивая в голове предстоящий разговор.

«Добрый день, — вежливо, как учили, скажет она. — Вас беспокоят из приемной губернатора…» А Щепкин поинтересуется: — «Чем могу быть полезен?» — именно так, с ударением на последнее слово. Ну да, речь ведь о губернаторе. Она ответит, что хотела бы поздравить господина Щепкина и всех нас с перевыборами губернатора, а также попросить подъехать в шестнадцать ноль-ноль к зданию городской администрации на всенародное чествование. «Всенародное» ей не понравилось, и она повесила трубку. «Всенародное» нужно заменить на… Антонина Константиновна выудила из губернаторской папки заготовленный текст, вычеркнула неприемлемое слово, закатила глаза; нужно подыскать более привлекательное слово, например, «закрытое». Да, «закрытое» кого хочешь соблазнит. Она взялась за трубку… А с другой стороны, — Антонина Константиновна замерла, — то ведь Щепкин, тут «закрытое» может и не сработать, все-таки «всенародное» будет лучше.

Антонина Константиновна вновь набрала номер. После того, как Щепкин задумается над услышанным, нужно не мешкая поинтересоваться, куда отправлять машину. Этот вопрос самый важный и в папке он подчеркнут жирной волнистой линией. Далее Щепкин, как указано в тексте, обязательно спросит, почему такая честь, и Антонина Константиновна непременно должна будет сказать, что губернатор желает наградить господина Щепкина званием «Почетный гражданин города». «За особый вклад в развитие деловой и… — Антонина Константиновна сверилась с папкой, — культурной сфер города». «Кстати, — подумала она, — нужно «особый» поменять на «выдающийся» — так верней. Меня бы пробило…» Так, далее он заявит, что вклада никакого нет и что Компания отобрана; на это также есть заготовка, в данном месте Антонине Константиновне следует удивиться: — «Как, отобрана?!» — и сообщить, что сейчас же пожалуется губернатору, при этом все же настойчиво-настойчиво повторить вопрос, куда слать машину. На всякий случай нужно оставить Щепкину прямой телефонный номер губернатора — напротив этого абзаца в папке стоят три восклицательных знака. Антонина Константиновна представила, как Щепкин машинально записывает названный номер в память мобильного телефона, после чего протирает руки дорогим одеколоном…

— Алло, — вдруг бодро отозвалось в трубке, и Антонина Константиновна едва не упала с кресла.

— Добрый день, господин Щепкин, — сказала она, взяв себя в руки. — Вас беспокоят из приемной губернатора.

— Да ну, — обрадовался мужчина, — почему не сам губернатор?… Танька, ты?

Мужчина засмеялся, и Антонина Константиновна сообразила, что собеседник пьян.

— Господин Щепкин… — терпеливо обратилась она, судорожно пытаясь откорректировать план разговора. — Поздрав…

— Кто здесь Щепкин? — возмутился мужчина, отвратительно икая в трубку. — Танька, домой давай! Я тебя сейчас бить буду… и губи… и губер…и Щепкина своего давай, его тоже буду.

— Простите, я, кажется, ошиблась.

— Я т-тебе дам, «ошиблась», курва такая! Кому говорят, живо домой!

Антонина Константиновна опустила трубку.

— Ошиблась, — повторила она в задумчивости и вновь потянулась к телефону.

Отираясь по вокзальным углам, из неопределенных разговоров в тени монументального Калинина, Липка узнал кое-что интересное. Во-первых, в городе стали поговаривать, что будто бы грядет новая «эра» — «эра клубники», ибо выбрали нового губернатора, точнее — переизбрали на следующий срок, а его очередная предвыборная программа как раз и провозглашает повсеместное введение и селекцию клубники; губернатор, узнал Липка, некогда закончил сельскохозяйственный институт и специализировался именно на таковой ягоде. Уйдя в политику, будущий губернатор не забыл агрономические навыки и несколько лет благополучно выращивал ягоду на собственной даче, пока кто-то из приближенных не присоветовал переизбранному Серафиму Николаевичу Вращалову сделать ставку на привычную культуру, превратить ее в национальную идею и утвердиться в истории кем-то вроде Петра Великого, когда-то привезшего в Россию первый мешок картофеля. При этом советчик ссылался на учебник истории, где указывалось, что своему распространению на Руси картофель обязан именно императору Петру, кто так некогда заинтересовался сим заморским корнеплодом, что, находясь в Голландии, выслал из Роттердама мешок отборных клубней аж самому светлейшему князю Меньшикову. Во-вторых, и это касалось Щепкина, из различных источников Липка получил подтверждение, что тот жив и даже, кажется, здоров, что никуда не уехал и, скрываясь где-то на окраине города, замышляет против Волана некую интригу, готовый вот-вот объявиться с претенциозными выступлениями. Волан же, в свою очередь, не сидит на месте, готовит Щепкину достойный отпор и при этом ищет подходящие аргументы, желая обратиться к губернатору, дабы выстроить против Щепкина выгодную для себя коалицию; а момент, когда, в ознаменование первичной версии про сердце, можно было тихо и без осложнений устранить Щепкина, к сожалению, упущен.