Дмитрий Пригов - Мысли

На обратном пути в Москву посетил я северную столицу (в смысле известный Вам город Ленинград), где застал В. Б. Кривулина в здравии и имел визит к Владимиру Ибрагимовичу Эрлю [116] В. И. Эрль (р. 1947) — ленинградский поэт-авангардист и филолог. Во второй половине 1960-х годов входил в круг «поэтов Малой Садовой», был лидером литературной группы хеленуктов, с которой так или иначе были связаны Александр Миронов, Алексей Хвостенко и др. С этого времени публиковался в самиздате (журналы «Часы», «37», «Транспонанс», «Митин журнал» и др.). , который прошел весьма мило, но имел сугубо светский характер по причине нашей малой знакомости (кстати, В.И. показал мне свои давнишние опыты по обработке печатной продукции, весьма похожие по принципам художествования на ирфаеризм).

Имел я чтение своих стихов в известном Вам подвале на П. Лаврова, стихов, которые Вам не нравятся по причине непонимания принципов концептуализма в широком языковом, а не фактурном и приемном смысле. Ну да ладно. Публика отнеслась к чтению по-разному. Первый слой (мои, да и Ваши знакомцы) реагировал адекватно, второй, состоящий из людей, мне не знакомых ни лично, ни по типу (так как в Москве таковых я не встречал), сидели молча, как манекены на сцене, которые заменяют, по недостатку живых актеров в труппе, массовку, сидели они, не реагируя ни плохо, ни хорошо, — и то хорошо. Прибыв в Москву, обнаружил я у себя письма Ры по поводу Хиндемита и ирфаеризма, о чем и спешу высказать свое личное, но твердое, нелицеприятное и, сдается мне, истинное и объективное мнение.

Дело в том, что в письме проявилось то старое, которое каждый раз выплывало в наших беседах об ирфаеризме и под моим (каюсь, не всегда корректным) напором уходило, но в следующий раз упорно возвращалось почти в той же чистоте, непонимание принципов ирфаеризма (во всяком случае, в том конститутативном обличье, которое мне представлялось как определение ирфаеризма в его сущностном проявлении, отличающем его от дальних и близко спутываемых родов художественной деятельности в пределах готовых текстов, вещей и прочей «бляди» мира человеческого).

А спутывание происходило на пространстве неразличения ирфаеризма от транспонирования. Если Вы обратитесь к манифесту ирфаеризма, который мы писали совместно, так и не слив наше понимание ирфаеризма, оставив это на волю дальнейших случаев реальной нашей или чьей-либо деятельности в этой области, так вот, если вычленить наши тексты из общего текста манифеста, то во всей ясности предстанет тот факт, что мы говорим о разных вещах, объединенных только самим принципом манипулирования неким готовым (подготовленным) материалом. Различия же весьма существенны (что конкретно проявляется в Вашем письме, когда Вы предъявляете мне претензии, которые, хотя Вы и делаете массу оговорок, весьма существенны, так как они ставят проблему непонимания конструкции целостной художественной вещи). Но вся разница в том, что Вы подходите к текстам Хиндемита как транспонировщик, а я подходил как ирфаерист. В моей части манифеста есть такое: «Ирфаеризм утверждает обращение к предметам первого этажа культуры как к некоему результату случайной человеческой деятельности, не имеющей для него знака четкой сконструированности на любом уровне, заставляющей художника учитывать ее либо быть с ней в каком-либо отношении». Вы ошибаетесь, когда пишете, что Хетагуров был для меня соавтором, а Хиндемит для меня не стал. Ни тот ни другой не были, не стали и не должны были стать для меня ни соавторами, ни авторами, ни вообще значимыми элементами в моей деятельности. Если бы они стали, то это было бы уже транспонирование. Я работал с текстом как с неким металлоломом, чья организованность проступает только на уровне собранности в кучу. Так что мое разбиение Хиндемита на куски есть как мое право, так и проявление моего методологического безразличия к его диктующей воле, которая витает на том уровне, который я не задействую. Ее задействует (в разной степени просвеченности) транспонирование.

Я надеюсь, что Вы понимаете, что все сие не есть попытка доказать несомненную гениальность моих опытов над Хиндемитом (хотя и это присутствует). Вот, пожалуй, и все. Мой пламенный привет.

Жду ответа как соловей лета.

Спасибо за соловья, он прилетел вовремя.

Жаль, что мы не были на Вашем чтении, мы были бы корифеями неадекватного восприятия, и дело бы не кончилось столь мирно, хотя с манекенами, боюсь, и мы бы не справились. Манекенность — основа существования, особенно на П. Лаврова [117] Речь идет о Клубе-81, творческом объединении независимых литераторов, созданном в 1981 году по инициативе И. А. Адмацкого, Б. И. Иванова и Ю. В. Новикова и по согласованию с управлением КГБ и Ленинградским отделением Союза писателей СССР. Подвал на ул. Петра Лаврова (ныне Фурштатская) был предоставлен Клубу как помещение для вечеров и литературных чтений. .

Разумеется, многое в Вашем творчестве мы воспринимаем неправильно, ибо сознательно обходим истину стороной (не наступать же на нее, такую большую и светлую).

Зато нас вместе с нашим транспонированием все воспринимают совершенно правильно, ибо всегда и у всех находится в самом отдаленном прошлом что-нибудь странспонированное, а то и ирфаерированное. Я уж боюсь и сообщать свою очередную идею фикс тому же Эрлю, через неделю-другую он непременно отроет в своем творчестве те же позывы.

Впрочем, хорошие идеи действительно приходят в несколько голов одновременно, что только говорит о силе идей и слабости голов. Я недавно придумала отличную форму кинетической вероятностной книги, интегрирующей все мои живописные и цветовые идеи в области литературы, — калейдоскоп (предварительно подготовленный, конечно, то есть на камнях вначале начертаны минимальные или монистичные стихи, а уж потом уложены в эту «книгу»), и вот дней через 10 получаю письмо от Констриктора с кучей его идей, среди которых вскользь упомянута и эта или почти эта [118] Борис Констриктор (р. 1950), он же Борис Ванталов, он же Борис Михайлович Аксельрод — неофициальный поэт-авангардист, прозаик, художник, критик, перформансист. . В искусстве стало тесно, как в науке. Вопросы приоритета, то есть скорости, стали даже важнее самой проблемы. Ну да бог с ним. Меня это не огорчает, а радует. В условиях конкуренции только и повышается качество.

По поводу Ваших «хиндемитовских» возражений.

Вы, как всегда, правы. Мы, как всегда, недопонимаем. Вы действительно правы, когда клянетесь в своей невинности по отношению к несчастному адыгейцу. У Вас и мысли не было унизить себя до соавторства с чем-либо предыдущим, Вы завоеватель, и любой предыдущий автор для Вас металлолом, это мне и без объяснений понятно. Но, увы, будет ли это понятно непредвзятому читателю, которому наплевать на обоих авторов, как на первого, так и на второго (я думаю, и на 10-го), и который смотрит только на результат, составленный, хоть умри, из двух компонентов: Ваших и его. Читателю наплевать, чем Вы руководствовались — светлыми или темными намерениями, игнорировали или обожали, он видит, что пирог двухслойный. Г-н Металлолом тоже автор, увы. В Хаосе, который Вы почитаете незанятым, тоже есть конструкция, для меня это очевидно. Я очень осторожна. Я считаю соавторами всех, даже белую бумагу. Учитывая предыдущее, я, конечно, ограничиваю себя по сравнению с Вами, то есть все идет по Гегелю. Осознавая уже поставленные ступени, я становлюсь на величину выше и начинаю уже с нее, начинать каждый раз сначала считаю глупым и неуместным при построении ВТОРОГО ЭТАЖА (а иначе зачем подходить к чужому построенному этажу, свободная земля еще, слава богу, есть). Вы же абсолютно свободны в своем подходе, чужую работу Вы считаете несуществующей, закрываете на нее глаза, то есть делаете вид, что ее якобы не было, и воспринимаете построенный этаж как некий природный холм.