Дмитрий Пригов - Мысли

Правда, если оборвать даже на этом, вкрадывается некоторая неловкость, первый диссонанс, могущий пока быть воспринятым как недоумение, легкая (не в стиле Крученых) улыбка: вот ведь как чудно. То есть последняя строка неявно звучит как:

Но это простая аберрация. Хоть и идет обрыв строки, но все-таки в стихотворении, где, в отличие от прозы, читается предложение в его интенции стать текстом, все-таки читается слово, но в его интенции стать осмысленным высказыванием. Можно, конечно, читать-вычитывать всякие «каки» и «слыхали львы», но это одноуровневое прочтение вряд ли может служить развлечением или увлечением даже одного литературного поколения на всем протяжении его сознательной культурной деятельности. Однако не будем придавать значения этому давнему спору и нынешней случайности с карасихой. Это так. К слову. Какие-то рудиментарные недосказанные в свое время возражения и соображения.

Вернемся к стихотворению. При отсутствии чая (просто так помянутого выше в качестве развития некоторой возможно бы сюжетной линии) и необходимости спешить куда-то там Константину (может, на поезд или в гости к соседям по даче, может, приехал там кто из Москвы или Петербурга, поэт какой-нибудь стихи последние читать), попадаются на глаза следующие строки. И начинают накапливаться некие странности.

Имея снаружи нехитрый смысл, выраженный в несколько акцентированно примитивистско-графоманской манере (что, собственно, не является такой уж неожиданностью с обэриутских времен), на самом же деле отдает несколько иным. Напоминает эвфемистическую конструкцию, заменяющую прямое называние мужского полового органа, члена, то есть в обиходе таких огромное количество, и в контексте обычного разговора с мгновенным узнаванием и распознаванием может быть употреблено практически любое слово по любому принципу как бы сходства от предметности до экзотичности звучания. Ну, это всем известно. Это может быть любое слово: оглобля, например, такая вот кувалда, мотовило, банан, крокодил, пустоцвет и пр.

То есть из тихого, почти деревенско-усадебно-изысканного все дело незаметно и моментально переходит в грубое и шокирующее. То есть получается, из нами прочитываемой конструкции следует, что речь идет как бы о карасихе с мужским членом. То есть, как говорится, баба, но притом вот с таким огромным. По всему — андрогин.

Ладно. Читаем дальше.

Харасё (мило исковерканное русское: хорошо) с последующим описанием вроде бы японского антуража предполагает эту сцену именно в Японии на фоне Фудзи. Два как бы японца разговаривают в своей будто бы Японии. Такое бывает. И достаточно часто. И в литературе. И в литературе неяпонской, европейской, например. Но обычно иноземцы в чужой литературе, изображаемые (с разной долей убедительности) в своей иноземной (вернее, родной) гомогенной языковой среде, употребляют, как правило, чужой язык описателя как свой, принимая условный вид условно говорящих на условно родном (вернее, неразличаемом) языке. Понятно? ну, идея нехитра. Но когда начинаешь ее вроде бы внятно объяснять, набегает огромное количество невнятных объяснительных оговорок и пояснений. В общем, ясно, если бы это были привычные конвенциональные японцы, то оба они бы говорили нормально, а не как у нас: одна — вполне легко и двусмысленно даже, а другой — коверкает прекрасный русский язык. Конечно, если предположить некий разговор в Японии между европейской женщиной и японцем, то неправильно говорить должна бы она. Предположить же, что он неяпонец и маркирует свою неяпонистость искажением русского произношения на японский лад, было бы чересчур уж хитроумным и в результате почти невычитываемым.

Ну, идем дальше.

Ясно дело, что все эти пруды и караси апеллируют, взывают к ахматовскому:

Все правильно. Это всем известно. В пределах большого культурного дискурса XIX века плавает карась и рядом с ним карасиха. То есть лидирующий мужчина и сопровождающая его женщина. Подросток подсмотрел эротическую сценку и взволнованно рассказывает об этом не родителям, а знакомой молодой (возможно, привлекательной, возможно, предмету его первых тайных или нетайных обожаний) женщине. Вспомним, что первый сексуальный опыт подростки и юноши зачастую имели и имеют именно с молодыми женщинами.

В нашем же случае сначала поминается женщина-карасиха, а при ней уже карась — не карась, а скорее она сама с мужским членом. То есть сама себе и карась и карасиха, вернее, и карасиха и карась. Причем про это рассказывает женщина, и (если принять нашу версию толкования фразы «с мужским огромным карасем») рассказывает это грубым, почти хулиганским языком мужских компаний. И это звучит угрожающе. Если припомнить нежного ахматовского отрока, то почти как угроза кастрации. Тем более что в поле ахматовского прочтения «Харасё» можно было бы легко принять и за детскую картавую речь, то есть наличие мальчика, которого в его нежном возрасте ингибируют, терроризируют по поводу его еще, собственно, им самим не осознанной мужской силы и идентификации. И он соглашается двойным детским возгласом: «Харасё! Харасё!» Ой, все это так хорошо известно из всего написанного и наговоренного фрейдистского, что заранее утомляет. Не будем продолжать.

Но зато заметим, что возглас «Харасё» соответствовал бы уж слишком юному возрасту собеседника нашей взрослой дамы (ну, где-то 3–4 лет), что вряд ли бы позволило вступить в столь амбивалентные отношения, вернее, вряд ли представлял бы интерес для нашей дамы. И в тексте к тому же нет никаких указаний, нигде не акцентирован юный возраст собеседника. Скорее всего, разговор идет между вполне равновозрастными мужчиной и женщиной. И под напором ее агрессии он внезапно соглашается на роль дитя, мальчика, роль одновременно унизительную, но и безответственно-спасительную. Тем более что тема, атмосфера укрытости, спрятанности, таинственности небольшого водоема, тихого загадочного разговора наводит на мысль о месте неких таинств, мистерий, тантрических и кастрационных ритуалах, энигматических ритуальных диалогах, овеянных для русского городского культурного сознания аурой некой ориентальной загадочности, красочности и таинственности. В общем, в Японии где-то.

И что же мы имеем в результате? Да непонятно что. Неизвестно, где все это происходит. Зачем все это происходит.