Макс Неволошин - Срез

Вообще самый лучший английский у нашей королевы. Когда баба Лиза произносит речь, теряется сама идея языка. Смыслы укладываются в мозгу легко, как детсадовские пазлы. И сразу забываются, оставляя лишь эйфорию полной ясности. Не оттого ли ее обожают подданные 53-х стран?

Лицевое сходство — это отдельная увлекательная тема. Я сейчас не о китайцах. Прилетаем как-то в Барселону, взяли такси. За рулём — кто б вы думали? Знаменитый теннисист Рафаэл Надал, хоть автограф бери. Тормозим на светофоре, глядь, а в соседней машине — он же! Прямо сцена из «Бриллиантовой руки».

— А… а?

— Так надо.

Другой случай. Летели в Тасманию. Выходит стюардесса, акцент южный, тянет гласные в конце фразы. Внешне — один в один принцесса Мэри Датская. Она же бывшая тасманская рекламщица Мэри Дональдсон, удачно встретившая принца Фредерика у барной стойки. Даже выражение лица похожее. А оно у принцессы не меняется со дня замужества: «Ни хрена себе, и как это меня угораздило?!»

С русскими сложнее, много понамешано. Меня за двадцать лет эмиграции вычислили только раз. Причем одет я был не в треники и ушанку со звездой. Приехал на конференцию, место незнакомое. Вышел из зала, ищу туалет. Навстречу парень в комбинезоне с ящиком инструментов. Вдруг он спрашивает:

— Что-то потерял, земляк?

Я ошалел секунды на три.

— Ты как, — говорю, — догадался?

— По морде, естественно, как же ещё?

Портье сказал, что наша комната — лучшaя в гостинице. Смысл этого выяснился позже. Остальные номера располагались либо над рестораном, где туристы братаются с местными до полуночи. Либо над кухней, гремящей посудой с четырёх утра. Багаж донести не предложили. Загадочные лестницы поднимались, спускались и опять карабкались наверх. На поворотах чемоданы царапали узкие стены. Казалось, что замок уже начался. Наконец мы достигли комнаты 308. Обои в полоску, мебель годов семидесятых, эркер с широким подоконником.

Мы использовали его, как обеденный стол. Я сгонял в магазин напротив. Купил хлеба, сыра, помидор. Радостно удивился, обнаружив баночное пиво «Монарх». С конца девяностых не видел.

— Возьми с собой, если не терпится, — заявила жена, — мы сюда не распивать приехали. Быстро пошли в замок!

Подошли минут за восемь до закрытия. Внутрь уже не пускали. На самом деле это была удача.

Если вам доведется увидеть Пембрук (а это неминуемо после моего рассказа), начните осмотр замка снаружи. Покружите по его орбите. Оцените его высокомерие. Восхититесь мастерством зодчих: утёс переходит в кладку стен почти незаметно. Цитадель естественно растёт из пушистых глыб, непролазного кустарника и скалы над водой.

Мы перешли реку. Жена занялась фотосъёмкой против солнца. Дело это неспешное и хитрое. В результате башенные зубцы светятся, точно ореол или корона. Я видел десятки фотографий Пембрука в Интернете, однако таких шикарных — никогда. Многие думают, что сделать хорошее фото — это нащелкать полусотню кадров и выбрать один. Нет, ребята, — это знание, терпение, мастерство. Ну и удача — последний компонент гениальности.

Я уселся на теплый камень, хрустнул банкой, закурил. И стал медленно думать о замке. Я видел домонгольские храмы Золотого Кольца. Кижи и Валаам, монастыри Барселоны, Парфенон, «чудовищные рёбра» Нотр-Дама. Однако средневековый замок — это другое. Он воздвигнут не для жизни, религии, свадеб или прочих церемоний. Только для войны. А остальное — как получится. Единственная смутная ассоциация — Брестская крепость. Ещё лучше — старый танк, пахнущий смертью и железом. Один знакомый вспоминал: «Мне пять лет, я спускаюсь в люк башни подбитого танка. Ствол его пушки опущен вниз. Тишина, запах горелого металла и холодной ржавчины. Сажусь в неудобное, тесное кресло водителя. Перед глазами смотровая щель…»

В замке трудно жить и двигаться, настолько он функционален. Главная его цель — морально, а если надо — физически, давить тех, кто снаружи. А вторая — защитить тех, кто внутри.

Мы забрались чуть выше, на плоскогорье, и обнаружили кладбище сельхозтехники. В траве лежали динозавры-комбайны. Ржавели отпахавшие свое бороны, культиваторы, плуги с вросшими в землю лемехами. Отражали небо подбитые глаза тракторов без шин. Вдали неясно различалась ферма, паслись три лошади. Тёмная масса замка шевелилась в рябой воде. Меня накрыла предзакатная тревога. Мы поспешили домой.

Утром в ресторане заказали овсянку. Овсянка — замечательная каша, если ее верно приготовить. Один из немногих здоровых продуктов, которые я люблю. В основном мне нравится еда вредная: пельмени, беляши, сервелат под коньячок. Как-то незаметно обычные блюда стали праздником. Банальную жареную картошку я позволяю себе три раза в год. Вкусное — нельзя. Очень вкусное — категорически нельзя. Овсянку — можно.

Известно пристрастие к этой каше англичан, равно как и скептицизм остального мира. Сразу вспоминается: «овсянка, сэр!»… — и брезгливая физиономия «канадца» Михалкова.

На самом деле, английская овсянка — чудесное лакомство. Главное — цельные зерна, хорошая вода и немного соли. Британцы не варят кашу на молокe, не кладут при готовке сахар. Ещё один секрет — каша делается медленно. Хорошее качество и спешка вообще несовместимы. Настоящая овсянка готовится на маленьком огне. Её нужно постоянно мешать, а соль добавить только в конце варки. Тогда она получается нежной, без комочков, и вкусной, словно торт.

Именно такую кашу нам сотворили в отеле «Old Kings Arms» городка Пембрук. Я оросил свою порцию льняным маслом. Жена добавила мёда.

— Спасибо, — говорит, — и два кофе. Соевое молоко, плиз.

— Соевое?.. — метрдотель едва заметно поднял брови. — Попытаемся.

В окне мелькнула чья-то спина. Кто-то из обслуги пересёк дорогу. И быстро вернулся с пакетом соевого молока. Через несколько минут нам подали кофе. Завтрак удался.

Нет, это не пафосная фраза. Всякий общепит напоминает лотерею, в которую большей частью проигрываешь. Вот иллюстрация из той же поездки. После Уэльса мы оказались в Амстердаме. Хорошая гостиница: центр, балкон, вид на канал. По нему допоздна двигались плавсредства разных форм и величин. В одной лоханке группа нетрезвых юнцов завела на всю мощь «I Can't Stop Loving You». Люди на берегах, остановив велики, радостно подпевали…

Наутро в меню оказались исключительно тосты из белого хлеба и яйца. Жареные, печёные, всмятку и «мешочек», омлеты, глазуньи и болтуньи… А больше — ничего. Только ожирение, диабет и холестерин. Однако я из тех людей, которые непременно подергают дверь. Даже если написано «Закрыто». Тем более, когда висит замок.

— А овсянки нет? — спросил я, употребив привычный термин «oatmeal».

Официант меня не понял. В глазах его затаились тоска и лёгкая ненависть к туристам.