Поль-Лу Сулицер - Деньги

Так что без всякого зазрения совести я набираю лондонский номер телефона в Кенсингтоне, который вспомнил без особого труда — настолько часто я пользовался им в прошлом. Наконец слышу сонный голос:

— Сьюзи? Это Франц.

— Ради всего святого, ты знаешь, который час?

В Лондоне три часа ночи.

— Не так давно это было твое любимое время суток.

Она шепчет:

— Я теперь замужем, идиот.

— Мне нужен адрес Катрин Варль.

Тишина. Догадываюсь, что я на правильном пути: они в сговоре.

— Она же в Нассау давала его тебе, я видела.

— Она дала мне адрес в Париже, я был там и застал какого-то ненормального нотариуса-бретонца. Он принял меня за сумасшедшего и выгнал вон. Сьюзи, перестань дурачиться, иначе я приеду в Лондон и все расскажу твоему мужу.

— Что все?

— Ищи.

Если у нее такая же короткая память, как у меня, то я победил.

— Грязный ублюдок, я даже не знаю, о чем ты говоришь.

— Мне нужен ее адрес, Сьюзи.

Она так долго молчит, что мне кажется, будто нас разъединили. Наконец я слышу ее голос:

— Да ну вас к черту! В конце концов, она тоже спрашивала о тебе. Разбирайтесь сами. Деревня называется Фур-нак, это во Франции, Верхняя Луара, рядом с другой дырой, которая называется Шомеликс.

— Сьюзи, если ты будешь рассказывать мне исто…

Она повесила трубку.

Фурнак — это ничто или, по крайней мере, мало что. Надо объехать пни спиленных деревьев, отбросить комья земли, чтобы увидеть деревню, если это можно назвать деревней. Я стараюсь не сбиться с пути, подробно описанного секретарем мэрии, которому позвонил, когда находился проездом в Лионе. Из Лиона я также звонил Лаватеру в Париж, чтобы узнать новости о Саре. Однако она все еще молчала, но это было до того, как мы получили короткое сообщение, в котором она писала, что ей нужно побыть одной.

Дом большой, но в нем далеко не двадцать комнат. Я долго сигналю, но без ответа. Вхожу в огромную мрачную кухню, в которой две женщины чистят картошку. Той, что помоложе, около шестидесяти лет. У обеих усы, как у болгарок.

— Мне нужна мадемуазель Варль. Катрин Варль.

Они не отрывают глаз от работы и в упор меня не замечают.

— Вы ответите мне или я все тут разнесу?

Наконец они решили признать мое присутствие. Жест большого пальца правой руки, в которой зажат нож.

«Там». Я выхожу в сад и попадаю на заросшую травой земляную площадку, обсаженную вековыми деревьями. Отсюда открывается великолепный вид на долину. Справа — узкая дорога, которая убегает куда-то вниз. Виднеются ряды фруктовых деревьев, за ними — небольшой луг, слышится хрустальный плеск протекающей речушки. Под кронами деревьев к поляне бежит тропинка.

Я вижу ее.

Она просто сидит на пне, в профиль ко мне, загорелая, стройная и красивая до слез. Рядом спит огромная собака, должно быть ньюфаундленд, которая весит добрых восемьдесят килограммов.

Катрин замечает меня, изящно поворачивает голову и наблюдает с веселой смешинкой в золотых глазах, как я приближаю сь.

— Вы легко нашли нас?

— Без каких-либо проблем.

Собака все еще спит. Я слегка толкаю ее носком туфли:

— Тревога, сторожевой пес!

— Его зовут Теобальд.

Собака приоткрывает глаз, равнодушно смотрит на меня и снова погружается в сон.

— Вы когда-нибудь пробовали его оседлать?

— Он боится щекотки.

Я оглядываюсь вокруг. Это впрямь красивый уголок, залитый солнцем, с множеством деревьев, цветов, тихо журчащей речкой, стрекозами и бабочками повсюду.

— Могу я присесть?

Ее золотые глаза улыбаются мне:

— М-м-м.

Я сижу на траве у ее ног, лицом к реке. Прижимаюсь шеей к ее бедру. Через какое-то время чувствую, как ее рука медленно опускается на мое плечо, а пальцы касаются щеки. Стоит прекрасная погода. Я в полном порядке.

Июль приходит и уходит, а у меня по-прежнему никаких новостей о Саре, кроме записки, о которой я уже упоминал. Я вспомнил, что как-то она назвала мне город в Ирландии, и, покопавшись в атласе, нашел его: это Эннис, в графстве Клэр, неподалеку от международного аэропорта Шаннон. В Эннисе действительно проживает несколько семей Кайл, но ни в одной из них нет сестры, кузины, близкой или дальней родственницы по имени Сара, работающей в гостиничном бизнесе. Я делаю действительно все, чтобы найти ее, связываюсь даже с отелем White Sands в Момбасе, расспрашиваю тех, кто ее нанимал, и тех, кто с ней работал, звоню в морзинский Parador, где мы провели несколько дней. Ничего. Полная тишина. Она бесследно исчезла.

Лишившись одной, я, тем не менее, не могу по-настоящему воспользоваться присутствием другой. У Катрин свои планы на лето: круиз с посещением греческих островов в июле, в августе поездка к американским друзьям, чьи имена она отказывается мне назвать. А потом? Потом занятия в университете, ведь недавно она успешно сдала экзамены на степень бакалавра, а я этого не знал. В Фурнаке я пробыл совсем недолго: дом принадлежит одному из ее дядюшек, и, как это ни странно, дядя этот, хотя и не смотрел на меня косо, все-таки дал понять, что мое присутствие его стесняет, а я не стал возражать.

Лаватеры приглашают меня провести лето в их загородном доме в Шани. Не все лето, у них самих планы: на пять недель, с десятого августа по пятнадцатое сентября, они хотят отправиться на Юкатан или в какое-то иное, не менее нелепое место. Они предлагают мне поехать с ними, но для меня отправиться на Юкатан — это все равно что повеситься. «Франц, дом в Шани в твоем распоряжении: живи сколько хочешь и когда хочешь». Марк и Франсуаза по меньшей мере лет на двадцать старше меня, я гожусь им в сыновья, но я уже давно вышел из младенческого возраста.

Телефонный звонок Турку: он взбудоражен, поскольку узнал, что крупные транснациональные корпорации в США распродают доллары на условиях срочных контрактов. «Информация твоего китаеза похожа на правду, Фрэнки. Это может быть потрясное дельце». Он злит меня своим «Фрэнки»!

Я возвращаюсь в Гонконг, где уже появляются первые трудности в бизнесе с гаджетами. В частности, становится все более жесткой японская конкуренция, а у меня слишком много забот, чтобы уделять этому делу больше внимания. В Гонконге я задыхаюсь. На меня так и не подействовало его пресловутое обаяние, и меня снова преследует мысль уехать отсюда. Но куда уехать? Мои доходы падают, счет в банке истощается, я начинаю контролировать свои расходы. Хаятт, также вернувшийся в Гонконг, дуется на меня: наверное, мне надо было, угрожая пистолетом, заставить его войти в дело с гаджетами! В общем, единственные люди в колонии, с которыми я регулярно общаюсь, — это Ли и Лю или наоборот. Они безумны, их фильм — пародия на карате или кунг-фу — полон неуемной фантазии. Глядя на них, можно подумать, что они безответственны, и я тоже так думал. Но только до того дня, как я узнал, что они племянники Хака. Во всяком случае, я лишь позже узнаю, что скрывалось под маской их шутовского безумия.