Мария Старожицкая - МашКино

Собирался он тщательно – все необходимое и ничего лишнего. Впервые за очень долгое время ему доставили удовольствие покупки – швейцарский нож, топор, фонарь, спальник, керосинка, примус, сухой спирт и не сухой, последнего больше, в том числе в форме коньяка… Друг только хмыкнул, загружая в газик с правом проезда в зону два огромных рюкзака, десяток досок и ящик со слесарными инструментами. Но не прокомментировал.

С хатой все оказалось так, как друг и рассказал – заборчик повален, дорожки к крыльцу нет – ровная желтая поляна метрового чистотела. Проваленная крыша, осевшая входная дверь со сбитыми замками – пустота, плесень и запустение в трех комнатах, где когда-то жила его семья. На полу валялся том Детской энциклопедии – девятый, красный, «Наша советская родина» – смешно. А так – пустота. Он хотел поскорее остаться здесь сам – чтобы чинить, исправлять, обживать. Но, если честнее, чтобы не передумать. Уговор с другом был прост – он приедет с продуктами ровно через месяц. А там посмотрим. В конце концов, не необитаемый остров – пешком до Киева дойти не проблема. Но друг решил по-своему. Прощаясь, он неловко обнял и протянул мобильный телефон и запечатанный пакет с карточкой. Вот, - сказал, - еще чудная штука – ручная подзарядка. Электричества не нужно. Номер только ты будешь знать. Просто мне так спокойнее – вдруг что-то случится, тут всякое бывает… Он хотел было отказаться – свой-то аппарат оставил вместе с вещами, с облегчением отключив. Но обстановка Зоны как-то располагала к тому, чтобы – взять.

В первую ночь он уснул легко. Уложил спальник на деревянный стол во дворе – тот как раз врос в землю на уровень кровати, глянул на звездное небо и… Снов не снилось. Первый день на новом месте ушел на то, чтобы превратить дом в подобие жилья – он разжег костер во дворе и безжалостно выбрасывал какие-то палки, тряпки – заплесневевшие и как будто заразные. Потом пилил свежие доски, выгруженные накануне из газика, сколотил топчан и табуретку. Поставил посреди двора, закурил. Подумал, кто мог уже по нему соскучиться. Вроде бы, некому. Опробовал примус, вскипятил кофе, открыл банку тушенки, съел с ножа. Пора было заниматься тем, для чего приехал. Тем, что хотел сделать уже много лет, и все находил себе оправдание – нет времени, мешают… Развернул холст, натянул на подрамник, достал краски, кисти, ацетон, палитру, карандаши. Задумался. Занес все в дом, вышел, закурил. В первый раз ему показалось, что он что-то сделал не так. Что тот совет, который дала ему симпатичная барышня-психоаналитик, причем за немалые деньги, - вернуться туда, где провел детство и заняться тем, чем всегда хотел, изначально ошибочен. Пожалуй, нужно было объяснить специалисту по задушевным разговорам, что он из тех сотен тысяч, кому невозможно попрыгать по родной улице, не наступая на трещинки в асфальте и не думая, сколько микрорентген в час излучает каждая трещинка. Да и с рисованием та же проблема – всегда мечтал, умел, изрисовывал блокноты портретами однокурсников и преподавателей, год ходил в мастерскую художников на территории Киево-Печерской Лавры – мыл кисти и палитры, слушал байки и запоминал, как класть мазки… Какие-то картины были у него в голове давно, оставалось только выплеснуть – и никак… И сейчас, когда, вроде, он так лихо воплотил все, что задумал – то же самое. То есть, кажется, он не спасся своим уходом, не исполнил высшее предназначение, а, наоборот, еще сильнее застрял в своей бестолковой жизни. Да и воспоминания детства не обступили – да, здесь вот, у печки, стояла его кровать, рядом – родительская – они, сколько он помнил, грызлись по любому поводу, а погибли вместе, когда какой-то идиот на Камазе врезался в их «копейку». Он тогда уже учился в Киеве, жил в общаге. Так что хата стояла брошенной еще за год до чернобыльской катастрофы – вещи вывезли отцовские братья, привезли потом ему в Киев, кажется, триста рублей – немыслимый капитал…

Ночью во двор пришел волк. Он почуял нового жильца края, в котором царствовали его сородичи. Волк выл и царапал дверь. Он – так случилось – никогда не боялся волков. В глубине души считал себя похожим на это животное. Но сейчас ему захотелось открыть дверь. И не сопротивляться. Но вылезать из спальника было лень.

Утром лил дождь. Дальше пилить-строгать было невозможно. Он разжег печь пожарче – дымоход он прочистил накануне и сидел, глядя на огонь. Человек может бесконечно смотреть на огонь, на воду и на чужую работу, - вспомнил он вечную присказку школьного военрука. Работы у него не было. Того, для чего приехал, он тоже сделать не смог и вряд ли уже сможет. Позвонить другу и вернуться в город – легко и просто. А дальше? А дальше уже ничего не будет. Он все-таки взял в руки мобильный телефон, распечатал конверт и вставил сим-карту. Связь была. Это его обрадовало, и он же злорадно подметил этот момент – А, струсил?! Следующей мыслью было: «Осталось еще начать с собой разговаривать»…

И тут телефон зазвонил. Странным звонком – сам бы он себе никогда такой не поставил – скорее резкий стон, чем музыка. Он сжал аппарат в руке, потом раскрыл ладонь. Этот номер никто не знал, он сам его только что распечатал. То есть, звонят не ему. Ему никто не позвонит. Телефон не умолкал. Он осторожно поднес трубку к уху и нажал кнопку. «Да», - его голос, наверно, от долгого молчания, немедленно сорвался. На том конце провода было тихо. Потом женский голос произнес скороговоркой «Да – значит, да» и пошли гудки отбоя.

Вначале он решил перезвонить и объяснить, что девушка не туда попала. Сам засмеялся этому порыву – он-то уж точно попал не туда. Здесь, в нереальном мире, все оказалось совсем не так, как ему виделось из мира реального. Ночью не спалось. Никак. Он курил сигарету за сигаретой, попробовал выпить водки – не пилось. Все не имело смысла. Телефон зазвонил опять. Он посмотрел вначале на часы, потом на дисплей. Три часа ночи – мертвое время. Номер был тем же.

- Девушка, вы не туда попали, - сказал он в трубку.

- Я знаю, - был ответ, - Все правильно, я вам уже звонила, так нет или да?

- Да, - сказал он, - Вы же знаете, как спросить, на «да или нет?» любой бы ответил «нет»… В этот момент он почувствовал, что больше всего хочет продолжать разговор с этой странной барышней, нарушившей его уединение. Но она только хмыкнула в трубку и сказала: «Спасибо, я еще буду звонить».

Заснул он мгновенно и без снов. Наутро выкосил чистотел, укрепил дверь, приготовил подобие обеда – картошку со шкварками. Опять попробовал рисовать, но что-то снова ему мешало. Он пытался отгадать, почему странная девушка звонит ему, и зачем ей его ответы в три часа ночи. В голову не лезло ничего кроме пошлых постельных сцен с ролевыми играми: «Ах, милый, я раздвину ножки, только спрошу разрешения у папочки, вот позвоню, и как он скажет…». При этом ее он представлял со всех подробностях, голую, с прижатой к нежному чуть-чуть оттопыренному ушку трубкой мобилы, а партнер как-то ускользал из поля зрения.