Ринат Валиуллин - Безумие [litres]

У Шилы была одна дурная привычка: едва я начинал засыпать, как из неё громко вырывался какой-нибудь вопрос, будто тот сидел как кость в горле весь день и наконец выскочил:

– Отличный холодильник. Мне кажется, туда влезут и велосипеды.

Я понял, что она хотела, она надеялась, что я всё же начну к ней приставать. Но как только услышала моё мерное посапывание, включила свои велосипеды, предлагая мне покататься. Какого прогресса не достигла бы цивилизация, секс всё же по старинке, я тоже буду карандаш вставлять в стакан, чем меньше там других есть или было, тем больше чувств, я буду – покуда не исписан грифель. Я достал свой карандаш и сделал запись в книге жалоб: «Ваше лоно прекрасно, это был один из лучших вечеров в моей жизни».

Настроения у кафе не было, не было даже аппетита. Коньяк не брал его, несмотря на свои пять звёзд. «А что с меня взять, кроме денег. Скоро официант принесёт мне записку с указанной суммой и заберёт мои деньги. Правила таковы. Почему им надо следовать постоянно, тупо, безропотно. Почему мне никто не платит за то, что я у них ем. Будь я звездой, может, так и было бы». Артур рассчитался с официантом, надел шляпу и вышел. Внутри него сидел нарушитель, который никак не мог восстать против правил, обычаев, рутины. «Я слаб, труслив и забит молотком, словно гвоздь по самую шляпку в дерево прав и обязанностей». Артур снял шляпу и стал стряхивать с неё невидимые соринки. Шляпу он начал носить сразу после того, как отпала надобность надевать форменную фуражку. Будто голове чего-то не хватало. «Конечно, если бы ей хватало, неужели меня отстранили бы от полётов, – снова насадил он её, чёрную, фетровую, на череп. – Жена, наверное, как обычно, задержится где-то».

Шила не опоздала, они поужинали и вовремя легли спать:

– У тебя там такой жар, – медленно и почти профессионально манипулировал он своим вертелом. – Здесь можно шашлык жарить.

Жена не ответила, она была в коме оргазма. Ей было хорошо, ей не хотелось приходить в себя, банально не хотелось возвращаться к нему.

Муж и жена. Они переспали вместе многие километры постели, они переписали на свой лад историю Адама и Евы, но чувство того, что чего-то здесь не хватает, в этом затянувшемся на годы свидании, может быть, любящего мужа или любимой жены, не покидало. Всему виной то, что когда-то она перестраховалась и они стали жить вместе. «Из всех мужчин я выбрала единственного, до которого мне нет дела?»

Из зеркала в лифте на меня смотрел угловатый небритый мужчина, словно ехал с утра не из дома, а из гостей. «Не всяк гость, кто гостит». Из дома, где снял угол на ночь. «Или треугольник». На голове возник угол, словно взъерошенный женский лобок, который никак было не выровнять, сколько бы я ни пытался пригладить его рукой. Скоро лифт открылся, я перестал видеть себя со стороны и забыл об этом, передав эту миссию другим людям, встречным. Пусть думают об этом, рассуждают и делают выводы. Я пас. В желудке, как и в голове, вертелся завтрак:

– Будь ты романтик, я бы тебе не то что моего характера, даже моей красоты не доверила бы.

– Ты имеешь в виду наше вместежительство? Я бы мог писать тебе стихи. Может быть, даже романы.

– Романы не надо писать, их надо жить.

Мне не давал покоя Клим, который стал писателем. По пути на работу я заехал в книжный. Остановился у самого входа. Песня закончилась, постепенно сойдя на нет, будто музыкант спокойно собрал свои инструменты, накинул фрак и ушёл, он ушёл насовсем, а музыка осталась, как от иного писателя – целая библиотека слов. Нам кажется, он их выписывал старательно, нет, в том-то и дело, что нет. Всему виною талант, он просто вытряхнул творца из своей души, как из сумки, котомки. Тот очнулся на асфальте своих рассуждений, или хуже того – в камере своих умозаключений. Рядом разбросаны буквы, писатель давай собирать их, в том замечательном порядке, который нас пленил. Я редко там бывал, в книжных. Пахло буквами. Нашёл его букву, потом книгу своего однокурсника. Полистал, оказалось, что и рисунки в книге тоже были Клима. В них зашифрованы скрытые эротические фантазии. «Хорошо, что мысли лишены голоса, образы возникают, но молча». Я вспомнил Марса: «Ты не думай, что он весь проницательный и далёкий, Клим – тот ещё циник. Вот, говорит, новый роман написал, надо было двери в квартире поменять». На первой странице я наткнулся на эпиграф: Слово – полуфабрикат, его нужно уметь приготовить и подать, чтобы съели.

Почерк был приятный, любовный и с огоньком:

– Окно закрой.

– Ты про форточку?

– Я про windows.

Чувствовалось по манере письма, что душа Клима была молода, даже прыщава, а у духа едва ли начала пробиваться щетина. В общем, я купил Достоевского. «Здесь вам не щетина, а целая борода, выдержанная философски, на собственном соку». Вышел из магазина, нашёл свою машину и забрался в неё. Усадил Достоевского на заднее сиденье. Всю дорогу он молчал, а с Климом пришлось бы болтать непонятно о чём, мне было спокойно от векового молчания классика.

Я перестал смотреть на дорогу, глядел по сторонам, полностью отдав инициативу своей жене, она весело рулила. Внутри неё мой сын или дочь, как я мог ругать её. Это было всё равно что бить собственных детей.

– Будь я одна сейчас, я бы разговаривала сама с собой.

– Или ругалась бы на других.

– Ну, не без этого.

– Тебе уже есть с кем общаться.

– Плод сейчас уже с виноградинку, у него есть ручки и ножки, а в 16 недель – с авокадо.

– Авокадо – хорошее имя.

– Скорее профессия.

Я смотрел на её профиль, серьёзный слишком и от этого ещё более изящный и очаровательный. Он уверенно рассекал фон города, который отставал за окном.

– Если бы ещё пешеходы светились в темноте.

– Мужчины или женщины? – крутил я церебрально что-то своё.

– Конечно, мужчины, женщины мне не нужны.

– А мужчины нужны?

– Лишним не будет уж точно.

– Этот подойдёт? – указал я на гаишника, который проводил нас взглядом.

– Нет, слишком в форме. К тому же на службе.

– Так какой мужчина тебе нужен?

– Хорошо бы мужчину сильного, сильного настолько, чтобы мог уступить. Не как этот, – указала мне на соседнюю машину, что сигналила сбоку. – Будет мне тут ещё бибикать.

– А вдруг там женщина?

– Нет, женщины обычно не сигналят, они могут матюгнуться про себя, но сигналить не будут. Чего по пустякам тревожить общественность. Нашёл место, – оторвала меня от ночного пейзажа жена. Мы стояли на перекрёстке. Из впередиидущей машины вывалился мужчина и начал ссать на колесо машины, в которой сидел.

– Ого, приспичило.

Этого мужику показалось мало, он пошёл на середину дороги, всё ещё поливая мостовую. В этот момент, чтобы уйти от столкновения с этим «пожарником», синий «форд», летевший на мигающий зелёный, врезался в светофор, и его развернуло. Мужик всё ещё поливал. «Форд» смотрел на него удивлённым взглядом, на его переносице возникла морщина, а фары поднялись кверху. Водитель выбрался из покорёженной машины. Светофор нагнулся, будто хотел что-то шепнуть ему на ушко, очень личное. Снизу из-под бампера «форда» потекло.