Дмитрий Пригов - Места

Я смотрю на просвечивающую сквозь прозрачную ткань просветления и затемнения ее нежного тела и вспоминаю, что Котовский тоже, например, отказывался целовать мертвецов в уста после сорокового дня открытого хранения

Еще загадка — генерал Краснов, когда подстраивался к мертвецам на поверке справа, его регулярно переводили на левый фланг

Или, скажем, Троцкий просиживал с уже очистившимся скелетом до утра, а потом оправдывался: Они скоро обрастут! Я знаю! Верьте моему слову — обрастут! — и обрастали

А многие и вовсе не узнали, что приключилось, так и прожили всю жизнь, изредка спрашивая: А что? что-то произошло?

После появления первого опуса «Китайское» [8] См.: «Китайское (шутка)» (1997) в разделе «Восточное». , подумалось, если на представляемой линии расплывающихся и сливающихся точек, перебирая все возможные национальные типы (уподобленные, в нашем случае, точкам) в их восклицательно-динамическом объявлении, выявляющем некие глубинные магическо-мантрическо-заклинательные способы овладения миром и человеком, так вот, если мы прибавим несколько, 2–3, этих как бы точек, то мы уже зададим направление, модусы, необходимые и достаточные для различения степени разнообразия, так что любой перебор иных (просто даже бесчисленных) будет простым, хотя и честным, заполнение некой как бы уже очерченной и предпосланной таблицы как бы Менделеева.

Уходит, уходит теплый обжитой деревенский быт. Ну, естественно, уходит, в смысле, ушел еще не совсем. Но уходит с передовой актуального сражения за великий лиризм. Да и что он сам-то ныне — этот великий лиризм?! Но хочется, хочется! И как не обратиться в качестве стимулятора к славной традиции — может, поможет. А нет — так и так сгодится в качестве трогательного симулякра.

Первой моей лягушечкой была Алина, одинокая насельница из соседнего прудика, она говорила на местном уступчивом наречье

Первый осмысленный снег выпал аж только в августе некоего года, мной специально проведенного вблизи его выпадения в нужное время

Уподобления путешествия жизни — вещь давно известная и имеет под собой, видимо, глубокие основания для того. Но это все — идея. А как всегда важна конкретика и прагматика. В нашем случае — конкретная топография и конкретная событийность. Вот вам они и суть.

Я выехал из Москвы и доехал до Владимира — за это мне полагается поощрение от Министерства путей сообщения

Я доехал до Нижнего Новгорода — за это мне полагается бы денежная премия

Я доехал до Шахуньи — полагалась бы еще надбавочка

Доехал до Котельнича — думаю, что заработал звание заслуженного деятеля этого пространства

Доехал до Генгасово — ой, ой, ой, не дай Бог, обнаружат

Доехал до Глазово — ой, ой, обнаружили, бегут с колами и уключинами страшными, дикие, безжалостные

Доехал до Балезино — воочью явлено некое странное видение с провалами, дыханием смрадным, простирающимся во все стороны — Ты о Балезино? — Да при чем тут Балезино? Тут ужас старости!

Доехал до Кеза — полегчало, полегчало, заслужил чайка с сахаром

Доехал до Менделеево — думаю, что вполне заслужил какого-либо влиятельного поста, положения, по всяком случае

Доехал до Курьи — заслужил всего, ну, буквально всего, что ни на есть и в мировом масштабе

Доехал до Перми — Господи, спасения заслужил!

Не надо принимать это все за какую-нибудь там мистику. Это простые картинки быта, подсмотренные заинтересованным и внимательным взглядом. Ну, все это, может быть, немного подсушено на огне утопии и интеллигибельной страсти. Но все это увидено из окна седьмого этажа девятиэтажного дома в Беляево. Все это развивалось на припорошенных снегом пространствах, убегавшим от моего подъезда в неведомые, терявшиеся за горизонтом, западные дали в направлении садившегося солнца, впрочем, по зиме так и не встававшего даже. Вот вам эти картины.

Однажды пришла Россия к Смерти и спрашивает: Как жить будем? — На пять! — отвечает Смерть

А ведь пять — цифра сложная. Если, например, от пяти отнять 2, то вот и получится 3

Еще раз пришла Россия к Смерти и снова спросила: Как жить будем? — та посмотрела на Россию — не понимает видимо. На 4 с плюсом! — отвечает

А ведь четыре с плюсом — цифра — и не совсем цифра даже. Если от нее отнять один и прибавить девять с плюсом, то почти 13 получим, или, вернее 12 с двумя плюсами, которые и деть-то некуда