Эстер Бронер - Рассказы с того света

— Гадюка! — говорит Бен.

Проходят годы. Сталкиваемся с ним то здесь, то там.

Встречаю его в хорошем ресторане.

— Привет, Бен, — говорю. — Я думала, ты ешь только с картонных тарелок.

Бен говорит:

— Познакомься с моей девушкой. Филиппа, это моя двоюродная сестра. Мы росли вместе, как родные.

Попадается мне на вокзале.

— Бен! Что ты здесь делаешь?

Бен говорит:

— Познакомься с моей девушкой, Йоко. Йоко, это моя двоюродная сестра.

Как-то раз натыкаемся друг на друга в аэропорту.

— Бен, — спрашиваю, — ты с борта или на борт?

— Познакомься с моей девушкой. Лоретта, поздоровайся с моей двоюродной сестренкой.

В отраслевой библиотеке.

— Бен! — восклицаю. — Что ты тут делаешь?

— Ищу кое-что, — говорит он. — Познакомься, это Сачико. Сачико, это моя любимая двоюродная сестра.

А то, помнится, на фильме Вуди Аллена, когда я еще ходила на Вуди Аллена.

— Сестренка! — говорит Бен. — Познакомься, это Кларисса. Кларисса, поздоровайся. Это моя близкая родственница.

Вкратце излагаю это маме.

— Он специально выбирал созвучные имена? — интересуется она. — Кларисса, Лоретта, Сачико, Йоко.

— Мой юрист, — сообщаю ей, — говорит, что его гонорар съест всю мою прибыль.

Бен в одиночестве шествовал по улице.

— Один? — удивленно приподняла я брови.

— Ради тебя я изменил свою жизнь, — заявил он.

— С чего на что?

И снова я попалась в его капкан!

— С этого на то, — сообщил Бен. — Ты переехала, и я тоже переехал.

— Вранье! — отрезала я. — Все ты врешь. Ты всегда жил в этой трущобе.

Юрист обнаружил кое-что любопытное. Среди Беновых списков: «Книги, которые нужно прочитать», «Оперы, которые нужно послушать», «Женщины, с которыми нужно завести роман» — имеется еще один, с перечислением денежных акций.

— Будете как сыр в масле кататься, — говорит юрист, — стоит нам только их заполучить.

— Мама, — говорю я, — вряд ли Бен позаботился о том, чтобы я как сыр в масле каталась. Он ни разу не прислал мне подарка — ни на день рождения, ни на свадьбу, ни на рождение ребенка. Да он бы для меня и пяти центов пожалел.

— Никогда не поздно все изменить, — говорит мама.

— Знаешь что, мам? Поздно.

— Но где же его завещание? — талдычит юрист.

— Он оставил все какой-нибудь Йоко или Клариссе, либо приверженцам тряпочных туфель, либо всем котятам и щенкам на подкорм, — отвечаю.

Телефонный звонок.

— Не могу заснуть, — говорит Бен.

— А я сплю, — шепчу в ответ. — Зачем ты меня разбудил?

— Я не могу спать, — говорит он, — а ты дрыхнешь?

Перебираюсь из постели в соседнюю комнату, потом возвращаюсь в спальню, чтобы положить там трубку.

— Который час? — спрашиваю наконец шепотом.

— Судя по светящимся стрелкам моих часов, три ночи, — сообщает он.

У меня спросонья все сбилось.

— Мне скоро пора кормить ребенка.

— В твоем доме не осталось детей.

— Точно! Они выросли и давно меня оставили.

— Некого тебе кормить, — говорит Бен.

— Ради тебя я сейчас оставила свою постель и своего мужчину.

— Настоящим твоим мужчиной был я, — заявляет Бен. — И буду твоим мужчиной до самой твоей смерти.

Из спальни доносится голос.

— Что-то случилось? — спрашивает Сэмюэл.

— Пока, Бен, — говорю я. — И не звони мне по ночам. Да и днем не усердствуй.

Чуть не запамятовала: за несколько лет до этого был еще один поздний звонок.

— Умер мой отец, — сказал Бенни.

— Дядя умер? Первый из наших родителей.

— Я разговаривал с матерью.

— Это самое малое, что ты мог сделать.

— Пригласил ее в гости.

— Ты не поедешь на похороны отца?

— Моя дорогая, невежественная сестренка, я похоронил его много лет тому назад.

— Какой же ты беспощадный!

— Кого это я не пощадил? — спрашивает Бен.

— Себя и всю свою жизнь, — заявляю я.

Зовет меня в свою трущобу. Поколебавшись, сажусь в метро и еду на окраину.

Разумеется, поесть у него нечего.

— Для чего ты меня пригласил? — спрашиваю, ища глазами, куда бы сесть.

Жалюзи лет десять как не протирали. По полу босиком ходить не стоит.

— Хочу показать тебе фотографии из своих поездок, — говорит он.

ТайландГвадалахараИзраильГонконг.

— Я бы полистала «Нэшнл джиографик», — говорю я.

— Мне хочется рассказать тебе то, что я узнал о мире.

— Схожу на какую-нибудь лекцию.

— Я хотел тебе сказать, — говорит Бен, — что куда бы я ни ездил, с кем бы ни встречался, я думаю о тебе.

— Не говори так, — прошу я.

— Мне просто хочется с тобой пообщаться.

— Бен, — говорю я, — мне хватает общения с соседней подушкой в постели. Подушка эта никуда не ездит. Она всегда лежит рядышком и по ночам сообщает мне новости за истекший день.

— Я тебе не ежедневная газета, — огрызается Бен. — Когда можем, тогда и видимся.

И он раскрывает объятия. Прямо на этом грязном полу, на этих грязных простынях мы обнимаемся, и к старым пятнам на постельном белье добавляются новые. Потом я вскакиваю, подхватываю сумочку и бегу к выходу.

— Я никогда больше сюда не приду! — кричу я. — Никогда!

— Куда ты денешься, — говорит Бен.

— Мама, — рассказываю ей, — юрист обнаружил завещание. Оно лежало в одной из книг вместе со старыми чеками из больницы.

Мама радостно треплет меня по волосам. Однако я не прыгаю от восторга.

— Понятно, — говорит она, опуская руку. — Ну, расскажи. Любопытно же. Тогда кому? Людям-барби? Людям-животным? Людям-растениям? Людям-людям?

— Всем им достаются лишь те чеки на небольшие суммы, о которых я тебе говорила.

— Ну и?

— Хочешь знать, кому достанутся наградные-призовые и все бабло-фуфло? — спрашиваю я. — Сиротам.

Мы молчим. Даже пение нас не трогает. Когда все встают, я устало поднимаюсь на ноги.

— Так я и знала, — говорит мама.

— Интеллектуально одаренным сиротам, — поясняю, — он основал специальную организацию.

— Таковым Бенни себя и считал, — говорит мама. — Где наше древо родства и генеалогическое древо?

— Не могу их найти, ма.

— Наверное, я их выбросила, когда переезжала, — говорит мама. — С этим переездом со Среднего Запада в Калифорнию была такая морока, а я к бумагам всегда небрежно относилась.

Она сникает. Потом встряхивается.

— Ты будешь оспаривать завещание?

— А смысл — без фамильного древа и против сирот?

— Как же так? И больше ничего в нем не было?

— Было, по мелочи. «Общество бездомных» получит его носки и трусы. Кампания по борьбе с неграмотностью — подержанные книженции. «Престарелые горожане» — телевизор и видеомагнитофон с кассетами. Инвалиды — велотренажер. Наука — его тело. А портфолио отойдет одаренным сиротам.

— А тебе ничегошеньки? — спрашивает мама. — А я-то его кормила-поила. Часами выслушивала.

— Мне достается квартира, — говорю я.