Хэнк Грин - Совершенно замечательная вещь

Это сильнее било по больному, потому что у меня был похожий путь. Я вклинилась в беседу, хотя на самом деле не имела права там сидеть. Я представляла конкретную идеологию, которая подходит для одних людей, но не подходит для других. Было логично, что людям, которые боятся инаковости, его позиция понравится больше. Должна была появиться конкурирующая идеология, я просто в то время этого не осознавала. И поэтому закономерно поразилась тому, что люди в принципе обращают внимание на Питера Петравики. Его позиция была нелепой по ряду довольно очевидных причин. Во-первых, если Карлы хотели нас уничтожить, то могли сделать это мгновенно. То, что кто-то имеет власть над тобой, не означает, что он использует ее, чтобы причинить тебе боль. Люди, которые так считают, либо:

1. Жертвы подобного обращения.

2. Те, кому дай силу, и он обратит ее против тебя.

Питер явно относился ко второй группе.

За десять минут исследований мое смутное представление об «этом засранце» превратилось в полнокровную ненависть к волосатому придурку, которым был Питер Петравики. Он запугивал людей ради собственной выгоды, из страха росла ненависть к Карлу, и это меня взбесило.

И он был в новостях каждый день с тех пор, как отвалилась рука голливудского Карла. Пока я расставалась со своей девушкой, переезжала, отвечала на электронные письма и на комментарии под видео, этот парень создал идеологию против Карла и вдохновил растущую армию последователей. Я даже видела их в своих комментариях, но не обращала внимания, думала, они обычные хейтеры. Но есть большая разница между единственным троллем и целым движением. Это было движение, а я его проморгала или умышленно проигнорировала.

После разрыва с Майей я поймала себя на том, что просто реагирую на происходящее. Я пыталась сохранить иллюзию постоянного внимания, и кто мог меня обвинить? Произошло много событий, и я была ошеломлена. Но у меня тоже кончилось топливо, и я это чувствовала. Я раскрыла свою тайну, а новая была слишком велика, чтобы один человек мог решить ее самостоятельно. Я думала, может, я выдохлась. Возможно, я могла бы навсегда отказаться от того, что мы сделали за две недели. У меня кончился запал для благих целей, и, возможно, мы сделали все, что могли.

Разговор с президентом был временной подпиткой. Видео с голливудским Карлом тоже. Даже зная, что я войду в историю как человек, который осуществил Первый Контакт с инопланетянином, это все ощущалось как-то мимолетно. Эти вещи были приятными, но утратили первоначальную свежесть. И когда они прошли, дыра, которая осталась на их месте, стала расти внутри меня.

Но теперь было по-другому. Мое раздражение превратилось в разочарование, затем в гнев, ненависть, а ненависть стала горючим. Питер Петравики наполнил мой бак.

Это было превосходно для моего кратковременного психического здоровья и продуктивности, но ужасно для всего остального.

А еще Питер Петравики подкинул мне несколько стратегий. Я взяла его сценарий и обернула против него самого, только у меня была большая аудитория и лучшее послание.

Как только я вернулась из спутниковой студии, пришел Энди, и мы сняли видео, где разрывали Питера Петравики на клочки. Я прочла и посмотрела все, что смогла о нем найти. (Даже выложила три доллара за его книгу.) Затем я взяла его аргументы один за другим и вбила их ему прямо в глотку, чтобы они воссоединились со зловонным комом, который их породил. Еще один прием, который я у него позаимствовала, состоял в том, чтобы взять слова сторонников и выдать за свои мысли. Он разжигал огонь, который не следует раздувать, и выдвигал на первый план худших из своей аудитории.

И, конечно, тогда я не понимала, но, сцепившись с ним, я утвердила его позицию и его прихвостней. Их идеи становились все более популярными, и я (и конечно, каждый новостной канал) подтверждала идею о том, что есть две стороны, к которым можно примкнуть. Это была огромная ошибка, но она отлично влияла на просмотры.

Мои каналы переживали довольно драматичные времена. Конечно, мы давали людям информацию, но в основном были полезными, милыми, остроумными и довольно любвеобильными. Аудитория была счастлива, взволнована, заинтересована. Теперь, внезапно, мы добавили сарказм и, да, политику. Перешли от того, о чем знали все, к тому, о чем каждый мог поспорить.

Если у Питера были мнения, зачем здесь Карлы, у меня тоже должны были быть мнения. Я стала более откровенно высказывать подозрения, что статуи были наблюдателями, посланными смотреть, как человечество реагирует на новость, что мы не одиноки. Это хорошо сочеталось со Сном: они дали нам задачу, которую никто не мог выполнить самостоятельно. Объединись мы, это стало бы доказательством, что мы способны работать вместе.

Если провалим тест, наверное, произойдет что-то ужасное… или вообще ничего. А вот если справимся, может, победим бедность и болезни. Кто бы ни сделал Карлов, очевидно, что их технологии намного превосходят наши, и если они захотят, то могут предложить нам все — от межзвездных путешествий до бессмертия.

Конечно, я притягивала доводы за уши. Я не знала, опасны ли Карлы, контролирует ли кто-то мой разум. Какая разница, пока мое вымышленное дерьмо уступало вымышленному дерьму Питера Петравики.

В конце концов мой бренд был мной, поэтому я верила в то, что говорила.

Именно поэтому я стала тратить месяцы своей жизни именно на то, что ненавидела больше всего на свете: на профессиональные споры, игры в ученых экспертов. Не потому, что хорошо это умела, или потому, что мне нужны были деньги, а потому, что я разозлилась, испугалась и не знала, что еще делать. Карлы стали для меня больше чем жизнью, они стали моей личностью. Раньше я хорошо смотрелась на телевидении, потому что мне было все равно и эта непочтительность нравилась людям. Теперь я должна была хорошо выглядеть, потому что мне было не все равно.

Вот что я пытаюсь рассказать о том периоде. Что бы я ни предпринимала, я делала это, потому что мне было не все равно. Я верила, что Карл — это сила добра, и важно, что люди о нем думают, ведь Карлы здесь, чтобы судить нас. Даже не имело значения, права ли я, потому что это был мир, в котором я хотела жить; это был мир, который имел для меня смысл. И даже если я ошибалась, все равно верила, что миру станет лучше, если мы будем действовать так, будто я права.

Каждый, кто присоединился к мутному международному (и в основном виртуальному) движению, в ряды которого входил Питер (которое, конечно, назвало себя Защитниками), голосовал против человечества.

Мы рассмотрели около трех недель моей жизни, и на это ушла почти половина книги. Дальше пойдем не так подробно. Надеюсь, вы не возражаете. Я не горжусь этими месяцами, но, что гораздо важнее, они были в основном скучными, а вы знаете, что мы все еще далеко от тринадцатого июля, и вам интересно, когда, черт возьми, мы до него доберемся. Поэтому, наверное, дам вам представление о том, что произошло за эти месяцы, описав несколько моментов, и собираюсь начать каждый из них с твита, который опубликовала в тот день. Например: