Элиф Батуман - Идиот [litres]

«Унитаз засорился. Утечка газа. Водогрей не работает. У меня болит зуб. У меня сломался зубной протез. Я потерял (контактные линзы, пломбу, сумку, ключи от машины, машину, всё). Я попал в ДТП. У меня кончился бензин. У меня сломалась машина. Машина не заводится. Моя машина (в километре отсюда, в трех километрах отсюда). У меня (проколота шина, разбилось ветровое стекло). Думаю, проблема вот здесь».

«Не вешайте трубку. Тут пробка. Извините за опоздание. Я вас не понимаю. Думаю, это не так. Нет, не это. Достаточно, спасибо. Спасибо, я не могу это принять. Пожалуйста, остановите».

– О, спасибо! – я вспомнила, что нужно поблагодарить.

– Надеюсь, пригодится, – сказал Иван. – Я просмотрел массу книжек, эта – лучшая. В ней почти нет бесполезной грамматики, зато очень хорошо поясняется произношение.

Я посмотрела, как поясняется произношение. «Megkairem, hodj vaaghyoh le aw feyait aish aw for-kaat», – говорилось там.

– Можно взглянуть? – спросил Оуэн. Я протянула книгу назад. – Отлично, – сказал он. – Действительно полезная. Мне тоже надо такую купить.

Иван объяснил, где продаются такие книги. Его правое бедро покачивалось в пространстве между нашими сиденьями. Он слишком высок для этой машины. Интересно, только мне кажется, что он куда материальнее других людей, или это объективный факт? Сейчас он в шортах и, вероятно, ходит в них уже некоторое время, поскольку ноги у него загорели так же, как руки.

У въезда на шоссе мое левое колено соприкоснулось с его правым бедром. Я повернула колени к двери. Иван бросил на меня взгляд и потом снова стал смотреть на дорогу.

– Жаль, погода такая хреновая, – сказал он. – Мне хотелось, чтобы на улице было хорошо, когда я буду тебе показывать свой город.

– Думаю, твой город – красивый, – ответила я. Иван рассмеялся. Тогда я заметила, что небо почти почернело, а мы едем через пустынные места, застроенные складами и заводами.

– Эту фабрику проектировал мой дядя, – сказал Иван.

– Какую?

– Самую большую и уродливую.

Иван стал расспрашивать Оуэна о его жизни. Оуэн был аспирант-историк и сейчас работал над диссертацией об Украине, где в заглавии присутствовало слово «гегемонистский». Он сказал, что мы теперь должны называть Украину просто «Украина», без определенного артикля, поскольку «Украина» по-русски означает «Окраина», а применительно к целой стране «Окраина» звучит как оскорбление. Видимо, если произносить «Окраина» без определенного артикля, то сразу станет ясно, что это – имя собственное, семантически не связанное с иными значениями.

Иван указал на серо-голубой автомобиль, с шумом преследуемый синей тучей дыма; это «Трабант», объяснил он, машина, которую в Восточной Германии делали из картона, а двигатель ставили – от бензопилы.

– Ну, хорошо, не из картона, – уступил Иван через пару мгновений, хотя с ним никто не спорил. – Но весь кузов – из пластика.

– И не плавится?

– Нет, в том-то и проблема. Его даже нельзя сжечь. То есть, жечь можно, но дым слишком токсичен. Поэтому он считался неуничтожаемым, пока… – он рассмеялся. – Пока в Западной Германии не вывели бактерию, которая им питается!

Мы шли по открытой галерее многоквартирного дома в пригороде. Выглянуло солнце, и вдруг стало очень жарко. Потом солнце снова спряталось за тучи.

– Кажется, бабушка Питера живет здесь, – Иван остановился у одной из дверей и позвонил. Дверь открыл старик. Было весьма трогательно слушать, как Иван беседует по-венгерски. Он знает столько слов, которых я от него никогда не слышала. Я привыкла видеть, как люди пытаются расшифровать слова Ивана, а этот старик реагировал сразу – смеялся, выдавал ответные реплики.

– Нам нужна одиннадцатая, – сказал Иван, когда старик вернулся к себе.

Мы позвонили в одиннадцатую квартиру. Дверь отворилась. На пороге стоял Питер. Мы проследовали за ним в тусклую гостиную с задернутыми бархатными шторами, роялем и комнатными растениями. Там были еще две женщины – Шерил, которая тоже будет преподавать английский и которую я помнила по установочному собранию, и венгерка – примерно ровесница Питера.

Все уселись, мы с Оуэном – на мягкий диван, Питер с Иваном – в кресла напротив, Андреа, венгерка, – на деревянный стул с множеством ангелов. Шерил устроилась на ковре у рояля.

– Слушай, ты уверена, что на стуле тебе не будет удобнее? – спросил Питер.

Шерил покачала головой.

– Я тут с сумкой, – мягко ответила она.

Андреа совсем недавно вернулась в Будапешт, и теперь дает уроки английского. Бабушка Питера сейчас в гостях играет в канасту. У Дэниела мать родом из Венгрии, но сам он по-венгерски не говорит.

– А почему он не говорит по-венгерски? – спросил Иван.

– Наверное, потому что в Вермонте по-венгерски говорить не с кем, – ответил Питер.

– Мог бы говорить с матерью, – сказал Иван.

Когда он это произнес, я почувствовала вину, поскольку с матерью мы обычно говорим по-английски. Инфантильная манера, подумала я, как всё американское.

– Как дела у Юнис ? – спросил Питер, который имел обыкновение интенсивно артикулировать имена, словно поправляя ошибку в произношении.

– Нормально, – бодро и в то же время грустно ответил Иван. – Всё так же.

– Она не заезжала в Будапешт?

– Нет, мы встретились в Париже, автостопом съездили в Италию и Швейцарию, а потом она отправилась домой. Всё лето будет в Кембридже учиться у Фогеля.

– У «старого сурового тирана»?

– Они, похоже, ладят.

– Правда? Что ж, тогда она наверняка многому научится.

Иван нахмурился. – Не знаю, сколько еще она собирается так прятаться, откладывая день, когда станет наконец специалистом. Она вечно прячется за какие-нибудь преграды, за Гарвард.

– Она любит Гарвард.

– Любит, любит. Не хочет уезжать. Она уже знает классический китайский, корейский и японский, но вот опять нашла очередную причину, чтобы не заниматься собственной карьерой.

– Классический китайский не похож на современный, да?

– Вообще другой язык.

– А вот японский должен ей пригодиться.

– Почему ты так считаешь?

– Она будет уже знать некоторые китайские иероглифы.

– Кандзи – лишь небольшая часть японского, – сказал Иван. – Остальная грамматика основана на катакане.

– Да, я знаю, что у них есть фонетическая азбука для иностранных слов, но корни – в основном китайские.

– Нет, у них – две фонетические азбуки. Одна – специально для иностранных слов.

По мере их беседы раздраженность в голосе Ивана нарастала, в то время как улыбка Питера становилась всё любезнее. В дверь позвонили. Вошли двое – Фрэнк, которого я помнила по собранию, и Габор, незнакомый парень с густыми бровями и пластиковым пакетом с обувью. – Приторговываю туфлями, – рявкнул Габор.