Элиф Батуман - Идиот [litres]

– Что? – спросил Иван.

– Так, ничего.

– Нет, скажи.

– Ничего.

– Но ты же что-то сказала?

– Думаю, в китайском ресторане вода есть, – ответила я.

– Ага, – произнес Иван. – Посмотрим.

Он вынул из багажника канистру и пересек дорогу, мерцающую от жары. Прямо перед нами лежала площадь с остановкой электрички, газетной стойкой, телефонами-автоматами и желтой статуей, одним из тех предметов, которые мы со Светланой теперь называли современными солнечными часами. От окон китайского ресторана ослепительно отражалось солнце, но всё равно можно было разглядеть внутри виниловые кабинки и похожие на миниатюрных женщин бутылочки соевого соуса на столах. Иван исчез в дверях и вновь появился уже в окне. Он побеседовал с китаянкой, которая в итоге взяла у него канистру, пошла в заднюю часть ресторана и вернулась, держа канистру обеими руками.

– Вода у них есть, – сказал Иван, откидывая крышку капота. – Сперва я подумал, что она не хочет мне ее давать, но потом выяснилось, что она просто не говорит по-венгерски. Впрочем, немецкий почему-то знает, – в том, как он произнес «она», слышались нотки толерантности и иронии.

Он что-то отвинтил и влил туда воду. Вернулся в машину. Двигатель трижды взревел, а потом заработал. Но когда Иван попытался выехать на дорогу, мы услышали лишь ужасный, бессильный, злобный звук, а машина с места не тронулась – она застряла в песке. Колеса крутились вхолостую.

– Может, мне выйти? – спросила я, выходя. Но колеса всё равно продолжали свободно вращаться. Иван выключил передачу и пошел толкать машину.

– Могу помочь, – предложила я.

– Лучше вернись в машину и сядь за руль.

Я села на водительское место и машинально пристегнулась ремнем. Покраснев, тут же отстегнулась. Опершись правой рукой о пассажирское сиденье, я посмотрела через заднее стекло. Иван всем весом навалился на задний бампер. Машина постепенно раскачивалась. Иван обхватил руками багажник. У него проступили мышцы, на рубашке появился треугольник пота, машина еще немного покачалась взад-вперед, пока шины не вошли, наконец, в сцепление с грунтом. Я выруливала на дорогу. Рулевое управление было без усилителя, как на материном старом «Фольксвагене». В зеркале заднего вида я наблюдала, как Иван бежит сзади, и испытывала смесь отчаяния и зависти. Любить меня ровным счетом не за что – я не прошла в своей жизни столько слоев, меня напугал Монмартр, и я пристегиваюсь, чтобы выехать из канавы.

Кренясь, машина выбралась на асфальт, и я вернула руль в прямое положение. Иван выпрямился, его голова исчезла из зеркала.

Я сначала хотела переползти на пассажирское сиденье через коробку передач, но вместо этого вылезла из машины и обошла вокруг капота. Иван сел за руль, потер вымазанные маслом руки и огляделся – наверное, искал чем вытереться. Я достала из сумки спиртовые тампоны, которые мать принесла мне из больницы. Иван нахмурился еще больше.

– Ого, – сказал он. – Спасибо.

Мысленно вздохнув, я зафиксировала информацию: спиртовые тампоны таскать с собой не следует.

Иван запихнул обертку вместе с почерневшим тампоном в пепельницу, завел двигатель и включил указатели поворота. – Я наблюдал, как ты рулишь, – произнес он. – Должен сказать, ты очень хорошо водишь. У тебя, наверное, большой опыт.

– Я получила права почти два года назад, – ответила я.

– Наверняка есть еще масса неизвестных мне вещей, которые у тебя хорошо получаются, – сказал он. Я промолчала.

Мы припарковались на грунтовой площадке у продуктового магазина.

– Это барбекю, нам надо что-то с собой принести, – сказал Иван. При слове «нам» у меня появилось нехорошее предчувствие, словно я уже успела совершить ошибку – типа, еду на халяву. Я стала вылезать из машины. – Подожди здесь, если хочешь, – предложил Иван. Я наблюдала, как он входит в магазин, пытаясь понять, почему он так сказал. Почему мне должно хотеться ждать в машине? Я вышла на воздух, но в магазин идти не решалась. Увидев телефонную будку, вспомнила, что обещала матери позвонить из Будапешта. Я вошла в будку, хотела набрать номер, но требовались монеты.

Я вернулась к машине и, оставив дверь открытой, села боком. На приборной доске лежал разговорник «ВЕНГЕРСКИЙ: Ровно столько, сколько нужно». Я стала просматривать главу о покупке продуктов, читать фразы, которые, наверное, сейчас произносил Иван. В «мясном» разделе стоял рисунок коровы, разделенной на тринадцать пронумерованных секторов. Феноменально – ты должен быть в состоянии перечислить названия тринадцати частей туши после укуса змеи и угона машины.

– Выучила что-нибудь полезное? – Иван вернулся с тяжелым на вид пакетом.

– Филей, – произнесла я по-венгерски, показывая книжку.

– М? – он взглянул на картинку. – А, ты теперь можешь работать на мясокомбинате, – один из его друзей встречался со словенкой, которая по-венгерски не говорила, а приехала в Венгрию просто чтобы быть с ним, и устроилась на мясокомбинат. Иван уже упоминал ее пару раз. В Словении она училась на инженера.

Мы шагали по болоту, кругом росли папоротники и жухлые деревца. Иван ел спиралевидное печенье из пластиковой упаковки.

– Ты точно не хочешь печенье? – спросил он.

– Нет, спасибо, – ответила я.

Навстречу попался бродячий пес. Его косматый энергичный хвост напомнил мне пальмовую ветвь у египетской рабыни в одном фильме – в ускоренном темпе.

– Похоже, прикольный пес, – сказал Иван. Он держал пакет с печеньем на вытянутой руке над головой пса. Тот плясал на задних лапах и поскуливал.

– Тебе не нравится, когда дразнят собак, – заметил Иван, глядя на меня. Он бросил одну печенину. Пес ее моментально схватил. Иван пытался что-то выудить из кармана. – Подержи секундочку, – попросил он, протягивая пакет. Стоило мне взять пакет, как прикольный пес тут же прыгнул на меня, царапая лапами платье.

Держа пакет как можно дальше от туловища, я бросила печенину на пару метров. Пес ринулся за ней.

– Ох! – с досадой воскликнул Иван. Я, было, решила, что он расстроен моими тратами печенья на собаку. Но, опустив голову, поняла, что платье у меня вымазано грязью. – Извини, – сказал Иван.

– Ничего, – ответила я. – Это отстирывается.

Иван, насупившись, смотрел в землю, потом поднял взгляд.

– Понимаешь, я не нарочно.

– В смысле?

– Я не нарочно дал тебе печенье.

Боль сдавила грудь. Мне бы в голову никогда не пришло, что он мог сделать это нарочно.

– Ты лучше его сними, – сказал он. – Платье.

– Снять ?

– Я дома постираю. В деревне стиральной машины может не оказаться. Завтра верну.

– Да нет, правда, необязательно.

– Это меньшее, что я могу сделать. В любом случае, твои вещи – в машине, ты можешь переодеться.