Александр Кротов - Как почувствовать одиночество

Когда захлопнулась дверь, поменялось моё сознание. Я будто стал старше или заболел. Плакаты на стене приняли свой обычный вид, кроме последнего. Там никак не могли определиться, что же показывать, в итоге там так и остались какие-то бегающие помехи. Дверь я подпёр гвоздодёром. Сел на кровать, снял с себя сырую одежду, повесил её на стул. Выжал перед этим. Лёг. Стал слушать. Было тихо. Никаких шагов, никаких криков. Я уже пожалел, что не остался биться с ними. Но это же абсурд?

Много суток я провел без сна, держа на готове топор и тупо пялясь на дверь. Потом я уснул тяжелым сном на неизвестно какое время.

13, 14. 09.

Спать это блаженство. Вспоминаю Илюху Черта, на концерт которого я скоро пойду, про то, что сон равняет пастуха и короля, мудреца и дурака… Одним только плох крепкий сон, говорят, что он очень смахивает на смерть.

Проснулся по будильнику. Понедельник. Для кого-то день тяжёлый, а мне снова в больницу — на уколы и к врачу. Дело идёт к выписке — болей в ноге нет, гной весь вытек, осталось только лёгкое раздражение. А сил и позитива всё так же нет.

Вчера был день города и Ася вытащила меня в прямом смысле слова погулять. Она заехала ко мне домой, я впустил её в свою комнату-берлогу. Пустые бутылки из под пива я засунул под кровать. После выздоровления обязательно наведу тут порядок. У меня мы посидели недолго — Ася почитала что-то со своего диска на моём компьютере про свою болезнь. Было видно, что она озадачена.

Хорошо, что она смогла переключить своё внимание на мои стихи — у меня на столе был бардак, и валялось много клочков бумаги с моими стихами. Она их заценила, хотя последние мои «шедевры» меня не радовали. Наверное, рифмовать я не перестал больше по привычки, моё вдохновение оказалось не таким уж важным моментом в этой жизни. Мои стихи мне стали больше не нужны. Это была моя терапия от грусти. Есть грусть — есть стих. Но после того, как я утратил интерес ко всему, что было важным когда-то (даже футбол смотрел без интереса, запоминая лишь результат, а не игру), я перестал писать стихи, которые мне бы нравились. Но Ася оценила что-то из последнего:

Внезапно наступили холода.

Мы, как всегда, были не готовы.

Запетляла наша дорога в Никуда,

Окаменели бумажные оковы…

Холодное небо за кронами деревьев

Расцарапано осколками звёзд.

И я смотрю наверх, и верю,

Что всё происходит со мной не всерьёз…

Но потом Ася прочитала стихотворение про труп, и ей стало как-то не комфортно. Может быть, она поняла, что посетила не уютную мастерскую гения, а обитель сумасшедшего.

Лежит себе в поле,

Привлекая мух

Труп.

Он очень спокоен

На вид и на слух

Этот труп.

Ему не надо

Совсем ничего,

Он труп.

В глазах прохлада,

Вонь от него —

Труп!

Может быть, он любил,

Может быть, был умён,

Может, он правильно жил,

Был при жизни вознесён?

Но какая разница,

Чего не стало вдруг?

Вокруг трава ластится,

А он труп.

Мы вместе с Асей покормили рыбку в моём аквариуме, которую я давно не кормил, и мы вышли из дома. Кстати, у рыбки кличка Барсик.

На автобусе мы добрались до центра города. Народу там было много, все пили и веселились. Мне было дико не комфортно, но ради Аси я попытался не убежать куда подальше от этого безграничного веселья. Наверное, мне просто хотелось выпить, а не смотреть издалека, как две несвежие женщины из разряда дискотеки 90-х развлекали с большой сцены ликующую многотысячную толпу. Многотысячную. Плохие песни для хороших (наверное) людей. Или наоборот. Выпить хотелось всё сильнее, но антибиотики, уколы, мази. Незаметно для Аси я вставил в ухо наушник, и вместо группы «Мираж» в моё сознание вплыл первый альбом группы «Deform».

Во мне даже возникла какая-то нежность под песню «Мёртвая романтика». Я обнял за талию Асю, и мы несколько раз поцеловались. Потом из толпы мне кто-то сказал:

— Юра, привет!

И я громко ответил:

— Привет!

На букве «р» моя картавость достигла небывалых доселе высот, растянув обычную согласную в необычно долгий, монотонный звук, похожий на урчание компрессора. Видимо, моё волнение проявило себя раньше, чем разум начал полностью воспринимать ситуацию.

Поздоровалась со мной Ульяна. Она как-то кривовато улыбалась (может она всегда такой была?), от неё пахло каким-то баночным коктейлем, и она была с компанией парней и девчонок. Кого-то я, вроде бы, когда-то видел. Но это было не важно. Важно, что как-то кольнуло в области сердца, и неприятный холод пробежался по телу. То ли не прошедшее чувство, то ли мини сердечный приступ. То ли мини-юбка Ульяны, на которую скользнул мой прячущийся от прямого столкновения с голубизной глаз бывшей девушки.

— Как твои дела? — спросила она. Бывшая девушка.

Разум, избегая слов «хорошо» и «нормально», выдал:

— Бывало лучше, бывало хуже! У тебя как?

А можно было просто ответить «отлично», и не спрашивать про её дела.

Ульяна с интересом посмотрела на Асю и двумя руками показала, что дела у неё отлично. Или, может быть, она так оценила Асю. Интересно, она вообще поняла, что Ася со мной? Всё произошло очень быстро, и Ульяна смешалась с толпой, а я смешался с каким-то неприятным чувством, закурил.

— Это твои друзья? — спросила Ася.

— Так, знакомые, — ответил я.

— Ты так много куришь, — сделала мне она замечание.

Опять захотелось домой, но впереди ещё этот чёртов салют. Потом удалось встретиться с Колей Стахановым по кличке Коля Стаханов, и Серёгой по кличке Серёга. Коля был уже пьян, и почему-то кричал вслед уезжающему автобусу «пошёл ты к чёрту!», а Серёга провожал этот перформанс каким-то стеклянным взглядом. Глядя на моих настоящих друзей, Асе почему-то захотелось домой. Я проводил её до дома и лёг спать.

Вернёмся к нашему понедельнику.

Проснулся я почему-то с таким ощущением, что у меня похмелье. На улице было теплее, чем вчера. Даже ярко светило солнце. В комнате летали мошки, и пахло горечью сигарет. Я порылся в гардеробе, достал что-то более свежее и менее удобное.

Взял, надел, пошёл и сошёл с ума (С) АукцЫон.

В больнице мне сделали уколы, и я сходил к врачу, который сказал, что через несколько дней меня выпишет, но мне придётся находиться под наблюдением ещё очень долгое время. Ася предложила прогуляться. Мы дошли до набережной, потом ещё немного обошли местные края и поспешил домой.

Ася на прощание мне сказала, что хочет уехать из этого города к себе на родину, в соседнюю область в маленький, неинтересный городок. В это момент я как-то по-новому посмотрел на неё. Она всё так же продолжала использовать красивый макияж, который перестал скрывать её печаль и болезнь. Мне захотелось в туалет, и я не смог нормально поговорить с ней о ней. Впрочем, мы почти всегда и вели беседы про её жизнь, однако, не вдаваясь в какие-то интимные подробности. Моя депрессия была не слабее, но от неё было меньше слов. Она таилась в моей душе неповоротливой грязной массой, не желая выплёскиваться наружу.