Александр Иванов - Слова

Вот, казалось настоящее,
Время, кажется, стоящее,
И мы живые, нетленные,
А в прошлом люди застывшие,
В фотографии запечатленные,
И кажутся уже бывшими.
Но жили они, как и мы в настоящем,
Душою и плотью болея,
Может быть, обращались к кому-то с мольбою,
И было для них настоящее стоящим,
Наполненным счастьем и болью.
Я прошлое хочу в своей душе воскресить,
Почувствовать, что оно было безмерно знойно,
Не мне решать — было ли оно достойно,
Мне самому скоро в прошлое уходить.
Время летит, крыльями машет,
О чем оно гомонит, что нам расскажет?

Погост, как бы нимб над ним,
Жили-были — стали погостниками,
Молчаливый уговор между ними:
— Мы в жизни многое наболтали,
Давайте теперь помолчим.

И вдруг из-под земли голос немолодой:
— Рано меня отпевали, я еще живой.
Люди пока живы, не молчите,
В закрытую дверь тишины стучите,
А не отверзнется вам — закричите,
И тогда, может, ваш голос
Утолит чей-то правды голод.

Потер дед свою репу
И начал вытягивать репу,
А у репы своя репа,
И она такое говорит:
— Сколько ты не репайся
Ничего у тебя не выйдет,
Пятки у тебя порепаются,
Ишь какой затейник,
Пристал как репейник!

Позвал дед бабу не глядя,
Охочей на дядей.
Баба в деда вцепилася,
Передом наклонилася,
Репа вцепилась в низину,
Они тянут-потянут,
Как в долгий ящик резину.

А тут идет прохожий,
На себя не похожий,
И видит щель, давно не цель.
И тут как тут
Вставил туда свой уд.

Баба от уд, уд удовольствия
Задвигалась, задергалась,
На пике закричала, затряслась,
Дед, не пикнув, затрясся,
Затряслась от страха и репа,
Не испытав греха,
И вышла наружу без огреха.

Все друг друга поздравляют,
Здоровья желают,
А тот прохожий,
Теперь на себя похожий,
Не истребовав себе половину,
Так куда-то и сгинул.

РЭП! РЭП! РЭП!
Каждый тяни свою репу,
Но не упускай погляда
На бабу, охочей на дядей.

Ах, как хочется порою
К любому подойти без всякого пароля,
Сказать: — По-разному мы мыслим,
Не может быть единомыслия,
Единомыслие — жизни не венец,
Единомыслие — скоростный конец.

От трусости всякая тирания,
От слабости и жажда власти,
И потому она как пиранья
Готова на любого напасть.

Все у нас хорошо идет,
А кто сомневается — тот продажный
Или, может быть, идиот.
Там появилась точка протеста,
Подавить ее юридической артиллерией,
Чтобы никакие умники
Рта раскрыть не сумели.

Все у нас хорошо идет,
А кто сомневается — тот продажный
Или, может быть, идиот.

И маргиналы возликуют,
Правителя и Бога вознеся,
Вот какая у нас новая кузница,
А в сущности мышиная возня.

Век тиранов конечен,
И в истории чаще бесславен,
Только для народа болезнен,
Как трагедия в Беслане.

Все у нас не так идет,
Хватит оружием бряцать,
Только тот подлец или идиот,
Кто власть покрывает глянцем.

Сколько нам лет, мы точно не знаем,
конечно, мы предполагаем,
что где-то немало, но не так
уж и много жизнь медленно
уходит миногой.
вода становится все холоднее,
плавники — ноги уже подмерзают,
в снах душа еще молодеет,
но чем это кончится — знаем.
все мы немного миноги,
и нас таких много.
самое главное — по обстоятельствам
вовремя сделать из этой жизни ноги.

Вся наша жизнь психдом,
вопрос лишь в том,
как ладить с санитарами,
они работают ударами,
а как нам быть или не быть?
когда нас бьют, в ответ не можем бить,
а если захотелось — аминазин, фиксация,
мочою отойдешь — вот вся сатисфикация.
как обыграть действительность?
найти слова остроконечные, убийственные
и выразить их в крике невозможной муки,
страшнее, чем в картине Мунка.

В детстве меня мало били,
Поэтому пишу высоким штилем.

Отбрось последние свои года
Во мрак ночи безутешной,
Пусть старость заревом безгрешным
Окрасится в лазоревые облака.
Но если есть страдание и боли,
Закат все ближе и не доле
Залижет раны и успокоит навсегда.

В преддверии написания
есть что-то щемящее,
как в мелодии дерева,
ветром колеблемого,
оно может быть щенящим
и может быть васильковым
или альковым,
а может в мелодии звука,
как в распахнутой двери,
будет преддверие бури,
которая кого-то разбудит.

* * *

Дерево и дверь питаются ветром,
Другим не заметным.

Ежик по лесу шел,
Большой гриб нашел.
Положил его на иголки
И понес под елку.

А под елкой нора —
Вот такая дыра!
Все равно этот гриб
Ну никак не вмещается.

«Ну что ж, — подумал Еж, —
Позову я друзей, позову я зверей.
Они съедят половину.
И я с голоду не сгину».

Пришли белки-непосиделки,
Пришли зайцы-неунывайцы,
Тише-тише, пришли мыши,
И даже змея ползучая.

Они гриб жуют
И Ежа нахваливают:
«Ох ты, Еж-Еж,
До чего хорош!»

Ежик до гриба
Не дотрагивается,
Все стоит, улыбается,
А от гриба ничего не осталося.
«Ну что ж, — подумал Еж, —
Снова в лес пойду,
Снова гриб найду
И… и друзей приглашу».

Только без ложной веры и догм
Человек может быть свободным,
И если он смог
Дойти до чертогов Господних,
К чему эта муть,
От которой не продохнуть?

Замутила жизнь, замутила,
Нет удержи в этой мути,
Двадцать первый век идет,
А некоторые заскучали по мукам.
Ленина, Сталина, вурдалаков тень,
Поднимается над удушливыми болотами,
Неужели только затем,
Чтобы журналисты-мамонты
Пугали нас площадями болотными?

Замутила жизнь, замутила,
Нет удержи в этой мути,
Двадцать первый век идет,
А некоторые заскучали по мукам.

Стыдно, стыдно, вы даже не господа и не звери,
Времени попали в какой-то промежуток,
Представьте, как будто вам жутко,
Когда наганом к вам постучатся в двери.

Замутила жизнь, замутила,
Нет удержи в этой мути,
Двадцать первый век идет,
А некоторые заскучали по мукам