Илья Павлов - Зеленая лампа

Курс Батона, естественно, регулировался хвостом. Он поднялся так высоко, что из-за горизонта показалось восходящее солнце. Наступал по-настоящему новый день.

Утром кот Батон не был обнаружен. Понятно, что он сиганул с балкона или не удержал равновесие на перилах и рухнул вниз. Пятый этаж, и высота пугала. Маринка плакала, Ира была в истерике. Павел Петрович потерял источник дохода, сегодня он первый день не идет на свою ненавистную службу, а тут ещё пропажа кота. Невесело начинался новый этап жизни бывшего чиновника.

Клочков умылся, оделся и вышел на улицу. Если бы он не был озабочен поиском Батона, он бы вдохнул полной грудью и насладился поздней весной. Всё буйно цвело, благоухало, было тепло и безоблачно. Сегодня не надо ни перед кем дрожать, заискивать, уворачиваться от укусов коллег, бояться заработать сердечный приступ. Но мешали два обстоятельства: неопределенность и пропавший кот. И, конечно, жена и дочка, которые переживали и за Батона, и за него, отныне официально безработного.

Клочков два раза обошёл дом, говорил «кис-кис-кис», редкие прохожие смотрели на него с любопытством: взрослый дяденька, а ищет какого-то кота. «Ну расклеим объявления о пропаже на подъездах, животное видное, найдется». Ему опять пришли на ум чиновничьи выражения «дорожная карта» и «реперные точки». В переводе на человеческий язык эти два оборота можно перевести как «Куда идти и зачем?». Собственно, это главные вопросы и есть.

И тут в зарослях под балконом раздалось знакомое «мяу». Оказывается, Клочков за эти годы научился отличать Батонский голос от любого другого кошачьего. Кот-летун сидел, спрятавшись от людских глаз, и жалобно смотрел на Клочкова. Черная шерсть в пыли и растрёпана. Батон мяукал и не двигался с места. «Вот ты где, сукин кот!» — обрадовался Клочков, как не радовался никому в последнее время.

Павел Петрович осторожно взял его на руки, Батон мяукнул еще жалостнее. Видимо, он что-то повредил себе, может, лапу, может внутри чего, это уже только ветеринар определит. Ужас и шок выражали его глаза. Как он тут ночь провел, одинокий, ушибленный, среди незнакомых людей и собак-дворняг? Это ведь у него первый раз в жизни, первый раз…

Клочков бережно нёс Батона на руках, как новорожденного, и тот сквозь свои кошачьи страдания благодарно смотрел на бывшего чиновника регионального министерства образования. Павел Петрович поднялся на свой пятый этаж, лифтов в хрущёвках не предусмотрено, и позвонил в свою дверь.

Перед тем как жена открыла, Клочков бросил взгляд на усатую морду. Ему показалось, что кот Батон ему подмигнул и улыбнулся.

«Держись, котяра. Мы прорвёмся», — сказал Клочков и переступил порог.

Я тогда учился на третьем курсе филфака. У нас городок небольшой — всего-то несколько сотен тысяч жителей. Газет — дай Бог с десяток штук, все журналисты знают друг друга как облупленных.

— Ты пиши в любом случае. Примут не примут — вопрос второй. Главное, чтобы к концу пятого курса у тебя было хотя бы с пяток-другой публикаций. На работу тогда точно устроишься, — советовал мне мой дядька, который хоть и приходился мне седьмой водой на киселе, однако помогал нам с мамой частенько. Он уже пенсионерствовал (это его любимое словечко), но в свое время лет двадцать отпахал на ниве местной журналистики.

Я к его советам привык прислушиваться и, как сейчас помню, в середине мая 2012 года пришел в редакцию газеты «Городской пульс». Название для СМИ дурацкое, но люди в «Пульсе» оказались хорошие. Редакторша приняла меня сразу, покивала головой и говорит:

— Пишите, Леша, пишите! Любая городская тема нам интересна. А вообще, легче всего начать с какой-нибудь хорошей истории. Найдите человека поинтереснее — и побеседуйте с ним. У нас есть рубрика «Город и горожане», вот там ваш опус и опубликуем, если, конечно, напишите достойно.

Вот с этой редакторской «установки на добро» всё и началось. Я три дня раздумывал над тем, где бы найти этого самого интересного человека. Хотел сначала даже о дядьке своем написать: вот, мол, аксакал журналистики, вот с кем он встречался и у кого брал интервью. Но тут случилась среда, я вспомнил, что нужно готовиться к практикуму по литературоведению и поскакал в университет, чтобы занять тетрадку с лекциями у Машки из второй группы. Скакать пришлось на трамвае, который поворачивает возле известной на весь город кирхи.

И вот тогда-то из вагонного окна я впервые увидел Джанджгаву — большого бородача, похожего на Будулая из фильма про цыгана. В руках он держал обычную метлу и медленно рисовал ею по асфальту. Я не шучу: он точно рисовал, а не подметал. И тут пазлы сложились: известная кирха, колоритный бородач, которому наверняка есть что рассказать. Почему бы нет?

Я слез на следующей остановке, напрочь забыв о Машке и ее тетрадке, и поспешил назад к лютеранской церкви. Я встречался с ним всего один раз — до того, как он снова прыгнул.

***

Дворником Виктор стал всего-то шесть месяцев назад. Из трамвайного окна мне показалось, что ему за пятьдесят, на самом деле ему совсем недавно исполнилось сорок один. Когда мы зашли в его полуподвальчик за кирхой, я замер, разглядывая стены. Они были увешаны рисунками и картинами, выполненными маслом и карандашом — самых различных размеров, в рамках и без.

— Ваши? — я показал на рисунки. Он обвел глазами странных животных, больших стрекоз с миллионами глаз, вытянутые вверх здания, каких-то веселых, немного карикатурных девчонок, прыгающих через резиночки, и Бог весть что еще — всего за один раз разглядеть было невозможно. Затем медленно кивнул, и мы пошли дальше. Я не сразу догадался, что Джанджгава не просто хранил здесь метлу с лопатой, он тут жил.

Мы уселись для беседы на жесткой кровати, к которой был придвинут темный деревянный столик. Больше никакой мебели в комнатушке я не увидел. Дневной свет проникал сюда из узкого прямоугольного окна, иногда заслоняемого тенями идущих людей: оно находилось на уровне колен прохожих.

На улице я с ним перебросился буквально парой слов: мол, вот я начинающий журналист, хотел бы побеседовать — о нем, о городе, о кирхе. Бородач пожал плечами и попросил меня подождать пять минут — пока он дометет тротуар. Я обрадовался, так как не ожидал, что мой новый знакомец так быстро согласится.

Теперь же мы сидели в его комнатушке, диктофон в сотовом записывал, и я испуганно перебирал в голове возможные вопросы, с которых журналист-профи начал бы интервью. Но дворник заговорил сам. И во время этой беседы как-то забылось, что именно я беру интервью.