Степан Зотов - Первый ангел

— Хорошо, кстати, сколько меня не было?

— У нас тут с часами не очень. Но судя по тому, что никто тебя не хватился, и сёстры ничего не заподозрили, от одной до двадцати минут. Сколько для тебя прошло в Нави, знаешь ты один.

— Да я как-то тоже наручных не захватил. По ощущениям мы прожили там не один день, потому и спрашиваю, как оно было со стороны.

— Мы?

— Конечно, я же в гости ходил, к другому человеку. Он был там за семью замками. В самом деле, без ума от страха. Что-то в Нави напугало его и не отпускало. Вой собак, скрежет когтей в ночи, дыхание в затылок, когда никого рядом нет. Если бы я не вырос с этим, если бы не вы, если бы не Меч Зари или счастливая безумная храбрость, легко бы поменялись с ним местами…

— Абсолютная вера.

— Навсегда. Я его нашел, взял за руку и мы стали выходить к свету разума и дня. Адские псы, кровавые демоны, в самом деле, искали его и нашли, но я был рядом. И мы сражались, пока рука не устала поднимать меч. Сражались и шли, пока еще были силы.

— Он тоже?

— По правде, сражался я один, но его присутствие давало направление и смысл резне, которая, казалось, никогда не кончится. Он стоял рядом и хотя бы не мешал. Для его ситуации уже подвиг.

— Без сомнений. Как вы расстались? Чем всё закончилось? Ты победил всех демонов Нави?

— Едва ли это вообще представимо. Надо показать, что демонов можно победить. И мне кажется, он увидел достаточно, чтобы поверить.

— Кажется?

— Мы расстались, когда я отдал ему столько сил, что не поднимал меча и едва дышал, даже в Нави. Но к этому моменту за мной шел совершенно другой человек. В его глазах я видел торжество, упоение тем, что гнетущий страх может быть рассеян, что можно жить, а не дрожать. Порой стоит лишь подать пример…

— Другими словами, ты устал и бросил человека на растерзание его кошмарам.

— Ох, ох, какие мы нежные. Не стоит делать вид, что мы только познакомились и ловить меня на чувстве вины. Я оставил его, когда бой был окончен, и он явно готов был дальше идти сам.

— По твоему мнению, — Синий не унимался.

— Да, по моему, и этого довольно. Даже если его потом разорвали на части, вы верно сказали одно, я вывел из-за семи печатей и оставил там человека, а не дрожащую тварь. Так что оно того стоило, — Мефистон терял терпение — Сеанс допроса объявляю оконченным и теперь вопрос будет уже у меня и крайне серьезный.

— Наш мальчик повзрослел… — промурлыкал Красный.

— Я не ваш и уже не мальчик. Особенно после этого похода «туда и обратно». Либо мы начинаем сотрудничать, доверять и уважать друг друга, либо, как вы сказали, «можете уйти». Провокаторы в голове мне не нужны.

— Провокаторы?

— Хорош! Вы не можете ослышаться, читая мысли. Вы будете обращаться ко мне «Мефистон» и никаких «мальчиков» больше. И вы будете давать мне полную информацию, когда она нужна. Или, клянусь, я прогоню вас сам.

— Разве мы утаили что-то?

— Вы делаете это постоянно. Конкретно сейчас стоило подготовить к тому, что телепатия вторжения и рассекание преград пылающим мечом — крайне болезненный процесс. Для меня! — со стороны было бы забавно видеть, какое меняются выражения очень серьезного лица Мефистона, пока он неподвижно стоит под душем.

— Ты не спрашивал — Синий был невозмутим.

— Идите к чёрту. Я не могу спрашивать того, о чем не имею понятия. Каждый удар клинка я наносил словно по своему мозгу. Если бы на душе оставались шрамы, я бы истекал кровью даже сейчас! — Мефистон тяжело дышал — Дайте я сейчас угадаю, что-то вроде «при погружении в чужое сознание ты отчасти сливаешься с ним воедино, и его боль становится твоей, невозможно коснуться глубин и остаться в стороне»?

— Ты проницателен… ма-…Мефистон, — Красный впервые звучал смиренно.

— В топку лесть. Будь я проницателен, понял бы это заранее! Ведь уже изучал телепатию. Чего не достает в хитроумии, сейчас возместим решимостью. Вы будете служить мне или убирайтесь. Мне нужна полная информация об угрозах и рисках, которые я принимаю. Клянитесь в верности, пусть ваша клятва и дёшево стоит!

Повисла тяжелая пауза. Закончив мысль, он подумал, что погорячился. Но пути назад уже не было. В конце концов, лучше уж полагаться на самого себя, а не на лукавых помощников, которые даже не считают себя помощниками. Что бы он ни услышал в ответ, так будет лучше. Он ждал томительные секунды, но не трепетал, просто хотел развязки. И она пришла.

— Мы клянемся, — вот так просто — Но хотим, чтобы ты знал, мы утаили от тебя эту боль потому, что хотели, чтобы ты преуспел и шел вперёд.

— Тогда вы ничем не лучше моих родителей, которые не верили в меня и не понимали. Но кончено. Теперь я ожидаю полного повиновения и открытости. Пора выйти и проведать нашего пациента. Не удивлюсь, если он уже покинул палату.

— Покинул. Но ты удивишься.

Не желая длить беседу. Мефистон выключил воду, растерся жестким полотенцем и перед выходом посмотрел в зеркало. Не будут ли, в самом деле, видны шрамы на душе…

В коридоре всё было как обычно. Тихо, спокойно, работает телевизор. Может быть, чуть тише обычного и не слышно голосов, но в психиатрии понятие «нормального» весьма условно. Шум и гомон пациентов может быть таким же странным признаком, как и молчание. И наоборот. Поэтому Мефистон спокойно направился к седьмой палате. У сестринского поста его окликнули. Молодая сестра, которая всегда смотрела на него с пониманием, как будто они делили какой-то общий секрет. Случайно или нет, Мефистон не успел узнать — реально был занят. А на каждую симпатичную девушку с загадочным взглядом не накинешь платок.

— Михаил Александрович! Вас долго не было. Нам надо поговорить, — она выглядела озабоченной не на шутку.

— Слушаю Вас, — на работе, да и повсюду, он старался поддерживать самые формальные отношения. Меньше внимания, больше концентрации.

— Вы долго спали, я специально Вас не будила, понимаю, устанешь тут с нашими домочадцами… — слово «пациент» сёстры не любили и старались избегать, Мефистон еще не разгадал, почему, — За это время произошла страшная вещь, лучше присядьте.

— Рассказывайте прямо, — он начинал догадываться, о чем пойдет речь. Из уважения, присел.

— Начну с хорошего. После Вашего визита житель седьмой палаты спокойно спал, проснулся утром и встал. То есть, сам встал и пошел умываться! — учитывая прошлое состояние и статус «овоща», волнение сестры можно было понять.

— Я не удивлен, продолжайте.

— Он демонстрировал все признаки полного выздоровления и не понимал, что вообще у нас делает. Вызвали главного врача, сами понимаете, случай исключительный. Основания для содержания у нас исчезают… Попросили остаться еще на сутки, на всякий случай, для наблюдения.