Степан Зотов - Первый ангел

— Разумно, что дальше?

— Конечно, много с ним говорили, снимали, записывали, ну, короче всё было хорошо до прошлой ночи. Он спокойно заснул, перед сном читал газеты. Господи, если бы не камеры я бы сама не поверила… — голос девушки начал дрожать.

— Говорите, я поверю во что угодно.

Девушка собралась, подавила комок в горле и резко выпалила.

— В общем, он убил себя. Потом была полиция. Смотрели видео. Опросили дежурную смену, забрали его и всё убрали. Случай очевидный. Теперь в седьмой пусто, я проветриваю.

— Стооойте. Подождите. Как убил? У нас даже повеситься негде, тем более в палате!

— Михаил Александрович, я вам рассказала суть, дальше лучше посмотрите сами. Полиция сделала копию записи. У нас исходная осталась.

Мефистон поблагодарил сестру и понял, о чем предупреждали его голоса. Что же, надо посмотреть видео.

Он сел за сестринский пост, нашел нужный файл за прошедшие сутки и запустил сначала. Хотел своими глазами увидеть как его пациент из лежачего «овоща» превратился в кандидата на выписку. Сестра не соврала. Пациент читал книги, газеты, делал зарядку. Запись была без звука, поэтому его голос и качество устной речи оценить было невозможно. Со стороны перед нами рисовался скорее постоялец гостиного двора, чем многолетний пациент психиатрии. Видеть плоды своих тяжелых трудов всегда приятно, даже когда знаешь, что финал трагичен. Болезнь побеждена, а дальше уж, была не была! Дневная запись не предвещала беды. Ночная тоже началась вполне обычно, но Мефистон знал, что психические угрозы набирают силы во сне, ибо «ночь темна и полна ужасов». Поэтому он настроился особенно внимательно и открыл глаза даже в Нави, чтобы понять все возможные причины событий.

Смотреть со стороны на спящего человека, когда он об этом не знает и не хочет, уже немного зловещий процесс. Ловить обрывки его мыслей и чувств, как Мефистон — вдвойне. Они всегда неясны, полны отзвуков бездонного океана Нави, и как все нечеткое и темное, открыты для воображения худшего. Лицо пациента было вполне безмятежным первый час-другой, пока он не провалился в фазу глубокого сна, где даже ученые не скажут до конца, что происходить в мозгу. В этот момент Мефистон почувствовал первые признаки тревоги. Глаза пациента двигались под закрытыми веками, судорожно дергались и бегали. Этого нельзя было увидеть на камере, приближения и качества в темноте далеко не хватало, но он мог видеть иначе.

Он уже хорошо знал, что глубокая телепатия — процесс рискованный, чужие чувства мешаются со своими. «Побывать в чужой шкуре» полезно, но болезненно. Вот и сейчас он чувствовал, что лоб пациента покрывается холодным потом, как и его собственный. Запись начала затягивать, как будто в темной комнате лежал он сам. Лежал и не мог пошевелиться. Темная волна ужаса поднималась как будто и в его груди. Пациент вскинул руки во сне и закрыл уже закрытые глаза. Жест бессмысленный и от того еще более дикий. Однако Мефистон научился различать оттенки ужаса, если так можно было сказать. Слишком долго боролся с ним сам и наблюдал в других. Он не мог увидеть то, что видел пациент, мог лишь подбирать следы чувств. Это был ужас перед неотвратимой и жестокой гибелью, такой мощи, что многие бы просто не проснулись или «тихо умерли во сне».

Но пациент не был сломлен, Мефистон был рад увидеть разницу между дрожащим существом за седьмым замком и страдающим человеком сейчас. Пациент как будто ожидал чего-то подобного. Тьма окутала его, подавила, сжала в тугую пружину холодного пота, но не сломила. Как бывает во сне, когда Вы чувствуете, что за спиной находится нечто столь ужасное, что нельзя оборачиваться, и чаще всего, просыпаетесь. Пациент, казалось, не мог проснуться. Мефистон ощутил, как всё его тело предельно напряглось, до судорог, как под тяжелой ношей. Дыхание участилось, пульс трепетал. В какой-то момент напряжение достигло высшей точки, пациент вдруг выдохнул, распрямился и решительно посмотрел в глаза ужасу за своей спиной.

Он словно одержал победу в неведомом внутреннем бою. Черты лица разгладились, приобрели спокойное достоинство, покой разлился по всему телу. Тихая радость передалась даже Мефистону. Он тоже выдохнул, утер пот со лба, невольно улыбнулся, огляделся по сторонам, отмечая преодоление кризиса. С большой неохотой он вспомнил, что пациента увезли в мешке и надо смотреть дальше. Вернувшись к записи, он застал всё то же безмятежное спокойствие, почти сказочное умиротворение на лице человека. Своего товарища, с которым за двое суток вновь проживал такие моменты, какие многим не суждено делить за всю жизнь. Верьте или нет, но даже на записи, Мефистон почувствовал, что пациент вспомнил о нем, прикосновение души и прощание. Навсегда. Потому что он был мёртв.

«Стоп-стоп-стоп. Какое же это самоубийство? Здесь какая-то ошибка» — подумал Мефистон и хотел уже позвать сестру, как вдруг почувствовал на записи движение. Почувствовал движение, лучше слов не подберешь. Пациент был по-прежнему мёртв, но что-то , двигалось внутри него! Никаких мыслей или чувств, ничего известного ему или человеческого Мефистон не ощущал. Но что-то там было, какой-то чужеродный слизняк залез в оболочку человека. Волна отвращения и мурашки по коже, вот что он почувствовал очень остро, потому что стал догадываться, какая сцена его ожидает. Тело на экране стало подергиваться, даже в смерти отвергая чужеродное вхождение, но постепенно «слизняк» обживался внутри и явно стал контролировать движения трупа. Стало труднее различать происходящее в темноте, без психической картины. Само по себе это уже настораживало Мефистона, как может нечто не иметь души, не отражаться в Нави понятным ему способом? Особый вид Демонов? Еще более потусторонние существа? Что за чёрт.

Тем временем тело на экране развернулось спиной к камере и лицом к стене, судя по подергиванию, там происходило что то, чего он рад бы не видеть. Результатом стало то, что тело стало медленно наносить на стену какую-то надпись. Очевидно, единственным доступным средством письма была кровь. Вены он себе перегрыз, не иначе… Методично, периодически пополняя запас «чернил», тело формировало надпись из нескольких слов. «Как этого не заметили дежурные? Впрочем, без психосил в темноте может показаться, что вообще ничего особого не происходит. Или просто отвлеклись?» — Мефистон был в растерянности. Казалось, что опыт в Нави у него уже серьезный, но перед ним разворачивалась картина совершенно необъяснимая. Как ни старался, разобрать надпись на стене он не мог. Она была не слишком большой, чтобы нашел только тот, кто придет в палату. А раз там всё убрали, то это будет не он…

Долго размышлять об этом не пришлось. Тело закончило своё послание, после чего встало и неловко проковыляло к камере, причем спиной вперёд! Так, что затылок оказался прямо напротив объектива. Внимание Мефистона было приковано к этому затылку. Вся дикость происходящего завладела им так, что было не оторваться. Затылок мертвого человека перед камерой не открывал секретов, но постепенно тело подняло руки, охватило ими голову, будто сокрушаясь о своей судьбе, затем резким движением свернуло себе шею кругом и уставилось прямо на Мефистона. Уставилось закатившимся белками безумных глаз и окровавленным ртом, который вопреки всем законам природы, шевелил чёрным губами.