Павел Иевлев - Город людей

Именно Андрею принадлежала идея пополнения населения через работорговцев. Ольга подозревала, что хитрый Коллекционер просто хочет заработать на посредничестве.

В Совете мнения тоже разошлись.

Мигель одобрял идею в целом, но предлагал совместить ее с борьбой против работорговли — просто отобрав всех рабов и уничтожив всех торговцев.

Ему возражали, что это будет разовая акция, которая даст незначительный результат, но перекроет все дальнейшие перспективы.

Палыч был, в принципе, за, поскольку демографическая проблема в Коммуне стала основным тормозом развития. Естественный прирост — это слишком медленно, ненадежно и чревато проблемами близкородственного скрещивания уже через поколение. Но он опасался, что, набрав людей неизвестного происхождения, Коммуна утратит нравственные ориентиры.

— Цыганский табор будет, а не коммунистическое общество! — говорил он.

Ольга была против, потому что любые контакты с работорговцами могли безнадежно испортить им репутацию в Мультиверсуме.

Дмитрий был за, просто потому, что Ольга против.

Вазген был озабочен, куда их селить, чем кормить и чем занять.

Микола Подопригора, по причине остановки реактора и перехода локальной энергетики на акки подавшийся в сельское хозяйство, заверил, что, хотя как коммунист и современный человек он против рабства, но, как исполняющий обязанности плантатора, совершенно не против лишней рабочей силы.

Наверное, ни одно решение не принималось так тяжело, но необходимость восторжествовала — Андрей получил добро на установление контактов с работорговцами. И Ольга ничуть не удивилась тому, как быстро это было проделано. Как будто все только ждали отмашки. Условием было «Коммуна никак упоминается при сделке», но это все равно, что запихивать пасту обратно в тюбик. Операторы бросили всё и приводили партиями испуганных, забитых, измученных и голодных детей. Женщины Коммуны буквально плакали над ними. Лизавета разрывалась на части, выводя им вшей и пытаясь вылечить от целого букета болезней. Больше двух сотен детей, возраста приблизительно от четырех до семи лет, в первой партии. Отмыв и подлечив, их раздали по семьям. И это стало катастрофой.

Не знающие языка, дикие и странные дети совершенно не хотели вырастать примерными коммунарами. Даже пятилетние оказались психически искалечены. Запуганные до невозможности — и при этом патологически жестокие. Любую слабость использовали для давления, дрались с ровесниками чуть не насмерть, один мальчик чуть не зарезал приемных родителей. Почти необучаемые, зацикленные на еде, ничего не желающие делать. Никакой благодарности они не испытывали. Боялись только физического наказания, не понимали никакой положительной мотивации. Страшно было думать о том, что будет, когда они вырастут.

— Может, надо было брать младенцев? — спрашивал тогда Мигель.

— И что бы мы с ними делали? Пришлось бы устроить из Коммуны огромные ясли. Или брать их с матерями, а это те же проблемы, только во сто крат хуже, — отвечала ему Анна.

Ольга же думала о другом — если работорговцы начнут собирать по Мультиверсуму младенцев, какой процент из них просто погибнет?

Решение предложил тот же Андрей.

— В Альтерионе сейчас реализуется амбициозный проект переформатирования общества, — рассказывал он, — под условным названием «Дело молодых». Альтери — очень консервативный мир, впавший в длительную стагнацию. Хорошая медицина увеличила продолжительность жизни настолько, что перестали работать социальные лифты.

— В смысле? — удивлялась Ольга.

— В руководстве засело старичьё, молодежь балду пинает. Развитие прекратилось, в обществе застой, демография падает, мотивация нулевая…

— А с виду у них все так хорошо…

— У них и хорошо. Сытно, безопасно, можно не работать. Они лет до тридцати в студентах ходят, да и потом — кто картинки срамные малюет, кто стишочки дурные пописывает, а кто этим двум кофе с пирожными подает. Вроде все заняты, а толку никакого.

— Нам бы их проблемы, — сказала Ольга сердито.

— В общем, забили тревогу — Альтерион, мол, деградирует, до социального коллапса недалеко. Решили сменить вектор, отдав бразды правления молодым, использовать энергию в мирных целях.

— Ну… — засомневалась Ольга, — я тут сходу вижу много новых проблем взамен старых.

— И они тоже, поверь. Поэтому обязательное условие — в рамках проекта «Дело молодых» каждый юный альтери должен пройти «мотивационную подготовку».

— И что это?

— Из самой технологии большого секрета не делают — у альтери есть обучающие машины. Можно язык быстро выучить, или, там, математику.

— Я слышала, — подтвердила Ольга.

— Все слышали, — отмахнулся Андрей, — но то, что эти машины могут менять базовые личностные установки — это уже мало кто знает. Хотя, в общем, это не тайна. У альтери вообще с секретностью, по нашим понятиям, полный бардак — почти ничего не скрывают. Просто мало кто интересуется. В общем, с детства внедряют некий мотивационный комплекс.

— Какой?

— Понятия не имею, — пожал плечами Андрей, — оно мне надо? Я бы сказал, что они сильно рискуют, но это не мое дело.

— И к чему ты мне это рассказываешь?

— Я могу договориться, чтобы нам продали такую машину.

— Нам?

— Нам, вам… Какая разница! У вас появится возможность разом решить проблему с этими детьми. Будут паиньками, пионерами-всем-примерами, вырастут в нового коммунистического человека будущего. Но в оплату альтери хотят Вещество. Когда живешь так долго, как-то привыкаешь. Хочется жить и дальше…

Ольге сильно не нравилось то, что Андрей все глубже влезает в дела Коммуны, завязывая на себя важные стратегические процессы. Да и сама идея «ментальной коррекции» выглядела этически сомнительной. Но Совет ухватился за нее практически единогласно. Даже Анна Абрамовна, в конце концов, сдалась, признав свое педагогическое поражение перед лицом стаи малолетних дикарей.

***

Двадцатилетие Коммуны было… Странным. Слишком все было ровно. Или так потом казалось? Ольга с трудом припоминала — что же было на юбилейном собрании? О чем говорили? Что планировали? Какие-то все были успокоенные, благополучные… Ну, кроме, может быть, Матвеева, который в свои честные шестьдесят с лишним лет выглядел на Совете немым укором. Доклад его тоже был, наверное, единственным неутешительным — технологии перемещения оставались артефактными. То есть, принципиально невоспроизводимыми. Использовать редкое найденное оборудование — да. Сделать свое или хотя бы скопировать имеющееся — нет. Впрочем, тогда это, кажется, никого, кроме самого Матвеева, и не волновало. Реперная сеть обеспечивала небольшую торговую логистику Коммуны, разведка велась вяло, поскольку в ней не видели большого смысла. И так все нужное нашли.