Харуки Мураками - Возникновение замысла [litres с оптимизированной обложкой]

Сообщи, если понадобится что-нибудь из оставленных в доме вещей. Позабочусь, чтобы прислали тебе службой доставки. Так или иначе, надеюсь, что новая жизнь у каждого из нас сложится удачно.

Я раз за разом перечитывал записку, надеясь уловить в ней хоть каплю ее настроения, скрытого между строк. Но не обнаружил в этом кратком тексте ничего, кроме слов, – ни настроения, ни намерений. Юдзу лишь передавала мне изложенное на открытке сообщение.

Не мог я понять и еще одного: почему так долго готовили наши разводные документы. Ведь ничего сложного – простая формальность. И Юдзу, по идее, тоже хотела поскорее расторгнуть со мной отношения. Но прошло уже полгода, как я ушел из дому. Чем она занималась все это время? О чем думала?

Я очень внимательно рассмотрел белого медведя на открытке, но и в картинке этой не нашел никакого намека. Почему именно белый медведь? Наверняка же, какая открытка оказалась под рукой, ту Юдзу и взяла, предположил я. Или же этот мишка на маленьком айсберге, который не ведает, куда ему податься, и дрейфует по воле морских течений, – намек на меня самого? Да нет же, все это мои домыслы.

Я опять сунул открытку в конверт, а его положил в верхний ящик письменного стола. А как только закрыл этот ящик – ощутил, будто все куда-то продвинулось, словно щелк! – и как-то приподнялось на одно деление шкалы. Причем продвигал все это не я сам, а кто-то или что-то подготовили вместо меня и для меня этот новый уровень, а я лишь двигаюсь, следуя этой программе.

Затем я вспомнил, что говорил в воскресенье Мариэ Акигаве о жизни после развода.

Вот представь: идешь себе, полагая, что вот она – твоя дорога, и тут – бабах, дорога вдруг ускользает из-под ног. И ты уже тащишься, не зная, в какую сторону податься – в пустоте, где вокруг ничего нет, не чувствуя даже землю под ногами.

Морское течение незнамо куда, дорога без пути. По мне так никакой разницы. Все одно и то же. Так или иначе – просто метафора, троп. А у меня в руках нечто вещественное, и я весь поглощен его действительностью. Зачем мне какие-то там метафоры?

Если б я мог, то написал бы Юдзу письмо, где объяснил бы ей в мельчайших подробностях свою ситуацию. Такой неопределенности, как «у меня все более-менее хорошо», я б себе не позволил. Событий -то у меня хоть отбавляй . Однако если я начну описывать от начала и до конца все, что произошло вокруг меня с тех пор, как я поселился в этих местах – несомненно быстро перестану владеть собой. Но больше всего меня обескураживает, что я и сам толком не могу объяснить, что здесь происходит. По крайней мере, связного логического контекста, чтобы это объяснить, у меня нет.

Поэтому я решил никакого ответа Юдзу не писать. Тут же нужно либо описывать все как было, пренебрегая и логикой, и связностью, либо не писать вовсе. И я выбрал последнее. Я и впрямь в каком-то смысле одинокий белый медведь, которого несет незнамо куда на айсберге, а почтового ящика, насколько хватает глаз, нигде не видно. Медведю никак не отправить никуда письмо, правда?

Я хорошо помню, как мы познакомились с Юдзу и начали встречаться.

На первом свидании мы пошли в ресторан и там разговаривали о самом разном, а я ей, судя по всему, понравился. Она сказала, что не прочь встретиться вновь. Мы доверились чувствам с самого начала и прекрасно понимали друг друга. Попросту говоря, мы оказались близки по духу.

Но на то, чтобы мы стали по-настоящему близки как пара, потребовалось время. У Юдзу еще оставался прежний парень, с которым она встречалась уже два года, хоть и не любила его всем сердцем.

– Он очень симпатичный. Скучноват, но это ничего, – говорила она.

Очень симпатичный, но при этом скучный мужчина… У меня не было таких знакомых, поэтому я с трудом представлял себе, что это за тип. Мне виделось очень красивое с виду, но при этом совершенно безвкусное блюдо. Хотя кто-то наверняка рад и такому.

Юдзу мне сказала как бы по секрету:

– Знаешь, у меня уже давно большая слабость к симпатичным парням. Как увижу перед собой такого, так мозги перестают работать. И понимаю, что это ненормально, а сопротивляться не в силах. Никак это у меня не проходит. Пожалуй, это моя самая сильная слабость.

– Вроде застарелой болезни?

Она кивнула.

– Да, пожалуй. Неизлечимая и никчемная хворь. Застарелая – это уж точно.

– Вообще-то, для меня это скверная новость. Симпатичное лицо, к сожалению, никогда не было моим козырем.

Отрицать это она не отважилась – лишь приятно рассмеялась. Со мною она хотя бы не скучала. Беседа наша текла оживленно, и Юдзу часто смеялась.

Поэтому я терпеливо дожидался, пока у нее не разладится с тем симпатичным возлюбленным. Тот, кстати, был не только симпатичен: окончив престижный университет, он работал в крупной торговой компании и получал высокую зарплату, а потому наверняка приглянулся бы отцу Юдзу. Пока же этого не произошло, мы с нею встречались, беседовали о разном, ходили вместе во всякие места – и постепенно стали лучше понимать друг дружку. Мы целовались и обнимались, но секса у нас не было. Ее не прельщало поддерживать сексуальные отношения с несколькими партнерами одновременно.

– В этом смысле я отчасти старомодна, – говорила она. Поэтому мне оставалось только ждать.

Так длилось примерно с полгода, и мне они показались вечностью. Бывало, хотелось все бросить, но я умудрился все вытерпеть – наверное, потому что был уверен: еще немного, и эта женщина станет моей.

Наконец их отношения с тем симпатичным парнем окончились крахом – то есть полагаю, что так, поскольку она ничего мне об этом не рассказывала, и мне оставалось только догадываться. Она предпочла меня – не сказать что очень симпатичного парня, и уж точно не такую выгодную партию. Вскоре мы решили, что хотим официально пожениться.

Хорошо помню нашу первую с ней близость. Мы поехали на небольшой провинциальный источник и там провели нашу первую и оттого – очень памятную – брачную ночь. Все прошло очень хорошо, если не сказать – почти безупречно. А может, даже чересчур безупречно. Ее кожа была нежна, бела и гладка. Возможно, от белизны лунного света ранней осенью и немного скользкой воды источника. Стоило мне обнять нагую Юдзу и впервые толкнуться в нее, как она, слегка вскрикнув прямо мне в ухо, впилась тонкими пальцами мне в спину. Тем вечером насекомые стрекотали так же громко, как здесь, на горе. Журчал прохладный ручей. Тогда я поклялся себе не позволять ничего, что могло бы отнять у меня эту женщину. То был, пожалуй, самый яркий миг в моей прожитой до тех пор жизни. Юдзу наконец-то стала моей.

Получив сейчас от нее краткую весточку, я довольно долго думал о бывшей жене. О том времени, когда мы познакомились, о той осенней ночи, когда случилась наша первая близость. А еще – о том, что мое отношение к ней нисколько не изменилось с той поры. Я и сейчас не хотел ее упустить. Совершенно определенно. В заявлении на развод я, конечно, поставил печать и подпись, но это ничего не изменило. Хотя что бы и как бы я ни думал, Юдзу незаметно уходила из моей жизни – куда-то вдаль, вероятно, очень далеко, так, что не разглядеть даже в самый мощный бинокль.