Виктор Квашин - О звериках с любовью

— Короче, рамки разломал, пчелу подавил, сам знаешь, с такой семьи в этот сезон мёда уже не жди, — продолжает Анатолий. А семьи сильные были. Жалко. А у меня тогда ружьё было, зарегистрированное, всё по правилам, тридцать второй калибр. Ну, я-то знаю, если медведь мёда попробовал, ещё придет. Вот я вечером на крышу будки залез, замаскировался, наблюдаю. А он же зверь умный: заляжет и ждёт, пока не убедится, что человек спит. Ну, я свет, конечно, выключил, лежу в засаде. А он не идёт и не идёт, мне уж надоело, курить охота. Тут смотрю, на фоне чёрного леса ещё более чёрное появилось. Движется бесшумно, и к тому же улью. Я фару включаю, а он здоровый, и уже рядом с ульем.

— Бурый? — перебиваю я.

— Нет, белогрудка. Но большой, килограмм на сто двадцать, я как охотник вес примерно знаю. Ну, я жахнул, он наутёк. Я же мелкую дробь зарядил, на рябчика. Медвежью шкуру она не пробьёт, но больно. Убежал он, короче.

Я сигарету в рукав выкурил, жду ещё на всякий случай. Где-то через полчаса снова идёт, и снова этот же! Я опять выстрелил, убежал он. Ну, думаю, не дурак, теперь не вернётся. Но лежу. Смотрю, снова движется, но уже с другого угла. Фару включаю — ничего не пойму, что за зверь? А это тот же медведь к уликам задом пятится, чтобы, значит, не больно было. Ты представляешь? Ну, я повыше взял, по ушам ему — удрал, только кусты трещали!

— Да, приключения тут у тебя, — говорю я. — Надо же, как интересно, такое и в книжке не прочитаешь!

— Погоди, это ещё не всё, слушай дальше. Тут я уже на принцип пошёл, думаю, буду до рассвета лежать. Вдруг он и в четвёртый раз вернётся? И где-то через час вон оттуда уже, слева крадётся. Ну, думаю, сейчас я тебе дам! Фару включаю, а это уже другой, тоже белогрудка, но меньше, килограмм на семьдесят наверно, молодой. Тоже мёда захотел. Это значит, он лежал, наблюдал, как я старого отваживал, а потом решил сам попробовать. Ну, этому одного заряда хватило, шкура-то потоньше.

Тут уже светает. Я с крыши спустился. Бока-то отлежал за ночь. В будку зашёл, чаю кружку, вот как сейчас, заварил, выхожу. А светло уже, часов пять — полшестого. Опа! Вот он стоит, гад, в десяти шагах от меня, уже улей обнял. А у меня и ружьё в будке… Но этот уже бурый был, молодой совсем, худой, лапы высокие, как козёл мохнатый. Он сам меня перепугался и драпанул. Я как стоял с кружкой, так и остался. Ведь представляешь, этот последний весь концерт досмотрел из засады, а когда я в будку ушёл, он за мёдом и двинул.

Вот так бывает. Правда, три медведя за одну ночь у меня только один раз приходили. Но по одному регулярно наведываются, шкодят. Теперь вот сигнализацию смастерил.

— Мне кажется, самая надёжная сигнализация — собака. Она и слышит, и запах чует, всегда предупредит.

— Не, не надо. Проходили уже.

— Что так? Непутёвая собака попалась?

— Они тигру приваживают. Не хочу я, — махнул рукой Анатолий, закурил.

Помолчали.

— И у соседей тигра собак перетаскала, — продолжил пасечник. — Видел на перевале пасеку? Вот, у них. И у меня были тут разные собаки. В прошлом году вчетвером пришли, три небольших и один старый кобель. Большой.

— Откуда они тут, среди тайги?

— Из посёлков уходят. Кочуют. Они все пасеки в округе знают, к лесозаготовителям ходят, всех обходят регулярно. То там, то в другом месте что-то перепадёт. Где-то покормят, где-то падаль отыщут, или мышкуют, или зверя смогут добыть стаей.

Ну вот, этих я гнал-гнал, трое ушли, а старый ни в какую. Не уходит и всё. Думаю, не может уже кочевать, помирать сюда пришёл. Стал я его кормить. Он такой дипломатичный, сам не просит, берёт с достоинством, без заискивания, знаешь, как бывает, извиваются прямо в благодарности… Поест, вон туда, за пасеку на сухой бугорок ляжет и лежит, зря не надоедает. Дня четыре прошло — исчез.

— Ну, и почему ты думаешь, что его тигр унёс? Может, пёс сам умирать ушёл, или отъелся и своих догонять подался?

— Конечно тигра. Без сомнения. Слушай дальше. В этом году, в мае, вот, месяц назад, стою, рамки перебираю, улей открытый, дымарь тут у меня. Вдруг, толк меня ниже колена. Смотрю — собака, кобель, большой. Хвостом виляет, мордой показывает: на дороге, вон там на подходе два щенка стоят, ждут. Короче, привёл он, кобель, ко мне двух щенков, ну таких, большеньких, — Анатолий разводит ладони сантиметров на сорок, — в полсобаки уже. Что там с мамкой у них случилось, не знаю. Ну, я их накормил, щенки улеглись, а этот ушёл. На следующий день пришёл, проверил, посмотрел, что они тут, в порядке и опять ушёл. И уже больше не появлялся. Пристроил, значит.

Ну, что, стал я их кормить. Сыновья приезжали, пищу для щенков им заказал. Думаю, пусть живут, раз так. А они вон там, ну, у тебя за спиной, за брезентом место себе выбрали. Ну, а мне какая разница?

Тут ко мне приехали в субботу, поработали, вечером медовухи выпили и спать. А утром — нет щенков. Звал, звал — нету! Тут этот, Олег, который охотник, говорит: «Сейчас выясним». Пошёл смотреть. Зовёт. А тут вот, в двух шагах от нас за пологом на свежей после дождя грязи тигры след. Унесла обоих, пока мы тут вот спали — рукой дотянуться можно. Они и не пискнули.

— Так вот, — Анатолий прикурил ещё одну сигарету. — Перловки мне для них привезли. Пять килограмм. Не знаю, куда теперь девать…

Так сложилось, что через девять дней возвращался я тем же путём, и на пасеку, конечно, завернул уже с умыслом выпить хорошего чая. В этот раз кроме Анатолия присутствовали ещё трое крепких мужчин — помогали качать мёд. Так что добрый чай я пил со свежим мёдом.

Анатолий был откровенно рад мне. Наскоро закончил с последним ульем и присел за стол.

— Представляешь, ты ушёл, а я трое суток с белогрудкой воевал!

— Да ты что? А как же твоя сигнализация?

— А вот слушай. Не боится он её. То есть, он шлейф сигнализации рвёт, ревун включается, медведь дёру и затаивается. Это ночью конечно, днём он отдыхает. Я вскакиваю, иду чинить. Соединю, подключу, возвращаюсь — другой сектор срабатывает!

Он со мной игру затеял. Вот сколько тут расстояние? Ну, двадцать шагов. Вот дохожу сюда, он снова проволоку рвёт и убегает. Ясно, что рядом где-то залёг. Я поначалу с топором чинить ходил. А что толку, если топор всё равно на землю кладёшь, фонарём светишь, проволочку эту пока отыщешь в траве, пока соединишь… Стал без топора ходить. Ну, достал он меня! Ночь глаз не сомкнул. А днём же с пчелами заниматься нужно.

На следующую ночь снова та же история. Ну, думаю, получишь ты у меня! Подключил высоковольтный контур. Шарахнуло его, часа три не было. Тишина! Я обрадовался. Правда, кабель этот он порвал, да ещё так отбросил, что электромагнитная наводка вышибла всю настройку звуковой сигнализации. Диверсия, короче.

Стал я караулить без аппаратуры, по старинке. Что ты думаешь, он смекнул насчёт проволочек, всю сигнализацию обошёл и вон от твоей палатки, где ты ночевал, зашёл. А там кормушка стояла деревянная, я туда пчелам для подкормки прошлогодний мёд наливал. Слышу хрусь, треск такой! Он на кормушку навалился, она и рухнула. А уже светло было, утро раннее. Ну, я посмотрел, как он удирает. Знаешь, очень красиво бежит! Передние лапы в стороны расставляет, как «ласточкой» ныряют, и за один прыжок роста четыре своих покрывает. Красиво! Небольшой белогрудка был, килограмм на восемьдесят.